КУМЕНА

Заклинатель Кумена бежал через подлесок, и его сердце бешено колотилось. Он почти не использовал магию — немного там, чуть-чуть здесь, чтобы подлесок помогал ему двигаться, а не задерживал. Любое хоть сколько-то масштабное заклинание — и Тишана тут же отыщет его.

Кумена чувствовал, что близок к цели. Золотой город Ораска — и спрятанное за его стенами Бессмертное Солнце — были уже рядом. Враги остались за спиной, а впереди ждала победа.

Достигнув берега реки, Кумена нырнул и поплыл по течению. Могущество золотого города росло, становилось ближе и будто бы ярче. Он слышал, как вода впереди с грохотом обрушивается в какую-то исполинскую пропасть. Водопад удивил его — казалось, что какая-то сила совсем недавно заставила воду в реке потечь в другом направлении.

Русло стало шире. Впереди вода катилась через край широкого водопада. Кумена плыл, пока не наткнулся на золотую плиту, поднимающуюся из речного дна. Он встал на нее. Вода, омывая его щиколотки, неслась дальше, а впереди, в долине, удивительные золотые шпили возвышались над кронами деревьев.

Кумена ухмыльнулся. «Наконец-то!»

На плоской скале на той стороне неширокого полукруглого каньона из джунглей поднимались башни золотого города.

Заклинатель пошел вдоль края пропасти, чтобы обойти ее. Вода падала в глубокое ущелье, и подземная река уносила ее прочь. «Как далеко уходит это невидимое глазу русло? — подумал он. — Быть может, оно длиннее и шире даже Великой реки?» Кумена задумался о тех силах, что скрывались под поверхностью Иксалана.

Ораска была огромной, но ему никак не удавалось удержать на ней взгляд. (Ему! Заклинателю, воплощению реки, чье имя он носил!) Магия этого места, столько лет укрывавшая его от чужих взоров, произвела на Кумену сильное впечатление. Заклинатель шел вдоль городской стены, пока, наконец, не дошел до входа в город: широкой лестницы с громадной аркой на вершине.

Его сердце забилось быстрее, плавники задрожали. Кто еще поднимался по этой лестнице за последние несколько сотен лет? Никто? И каково было ее изначальное предназначение? Для чего ее построили?

Впрочем, нет. Кумена знал, для чего. Ее построили для этого самого момента — чтобы он мог подняться по ней. Камни под его ногами вздрагивали от могущества, но это было его собственное могущество, отражавшееся обратно к нему.

Кумена поднимался к золотому городу.

Он добрался до арки на вершине лестницы, и солнце, сиявшее через нее, едва не ослепило его.

«Золото. Здесь действительно все из золота».

Но золото не интересовало его. Глаза наблюдали за ним из теней. Звери, которые поселились в этом странном заброшенном городе, над которым не было властно время. Звери интересовали его не больше золота.

Заклинатель шагнул в город. Он чувствовал, как поднимается в нем сила, и точно знал, что его преследователи уже недалеко. Свет отражался от каждой поверхности, теплое солнце ласкало кожу. Он словно оказался дома.

Кумену охватило внезапное ощущение определенности. Он знал, где искать Бессмертное Солнце. Оно хотело, чтобы его нашли.

«Кумена, — прошептал голос из золотых стен. — Заклинатель Кумена, дитя Великой реки, предводитель своего народа. Приходи и освободи меня».

«Неужели это возможно?.. Неужели золотой город на самом деле был тюрьмой, а не твердыней?»

— Кто здесь? — прокричал Кумена. — Откуда ты меня знаешь?

Он повернулся — и мог бы поклясться, что в сияющих золотых фасадах города заметил какое-то движение. Заклинатель не разобрал, что это, но это не было похоже ни на животное, ни на человека. Кумена встревоженно подумал, что возможно это просто игра света.

— Я очень хорошо знаю тебя, — сказал голос, на этот раз громче. — Иди ко мне.

Голос казался знакомым.

— Откуда? — повторил Кумена. — И где ты?

В золоте отражалось что-то, нечто, чего здесь не было. Лицо?

— Слушай, — сказал голос. — Смотри. Иди на зов.

— Но кто ты?

— Ты знаешь, кто я.

Голос был глубоким и властным. Голос вождя. Его собственный голос.

— Это какой-то обман? — спросил Кумена? — Или меня настигло безумие?

Лица тоже принадлежали ему. Тысячи крохотных золотых копий глядели на него горящими глазами.

— Ни то и ни другое, — ответил голос. — Здесь есть могущество, Кумена. — Могущество, созданное специально... но могущество бездеятельное. Спокойный пруд. Зеркало в темноте. Оно не способно ни на что...

— ...без моей собственной силы, которую сможет отразить, — закончил Кумена. — Верно?

— Иди на зов, — произнес голос, и множество золотых отражений Кумены эхом повторили эти слова. — Иди на зов.

— Кто ты?

— Я — солнце, Кумена. И солнцем станешь ты. Иди на зов."

Это был приказ, отданный со всей мощью его личных убеждений.

Перед Куменой простирался лабиринт: извилистые коридоры из камня и золота, теряющиеся где-то вдалеке. Заклинатель шагнул в этот лабиринт и в медитативном трансе пошел размеренными шагами. Зов Бессмертного Солнца вел его во изгибам и поворотам. С каждым шагом росло его могущество. Каждая поверхность сверкала, искрилась сиянием.

Все было слишком ярко, слишком тепло. Его плавники свернулись, потеряв влагу, жабры пересохли — а солнце оставалось в небе недвижимым.

Кумена подошел к центральной башне города — колоссальному храму. Он обошел ее, чувствуя, что именно здесь находится сосредоточие силы. С одной стороны оказалась громадная изукрашенная дверь, закрытая массивной печатью и сложным замком. Но с другой стороны, выходящей на просторную центральную площадь, нашлась простая дверца, ведущая к простой лестнице. Путь наверх.

Кумена поежился, хоть ему и не было холодно, и выбрал путь наименьшего сопротивления.

Он начал подниматься по лестнице.

Вверх, ступенька за ступенькой, пока не добрался до самого верха.

Заклинатель вошел в большой зал, и ему открылось Бессмертное Солнце. Оно оказалось совсем не таким, как он ожидал. Это был тускло сияющий камень, окруженный золотом и несколько непочтительно расположенный в полу. Через громадное незастекленное окно открывался вид на раскинувшиеся внизу улицы, и тот, кто встал бы на Бессмертное Солнце, мог увидеть весь город полностью. Бессмертное Солнце выглядело всего лишь каким-то странным украшением на полу, но Кумена чувствовал... чувствовал, что это зеркало, а не свет. Свет был его собственным.

«Теперь я понимаю».

Кумена шагнул на Бессмертное Солнце и забрал его... свое могущество. Земля ушла у него из-под ног, и тут же изменилось то, как он ощущал себя.

Он стал громадным, всеобъемлющим. Магия заклинателей, изучению которой он посвятил всю свою жизнь, теперь казалась лишь крошечной частью его способностей, детскими играми в песке. Он чувствовал всю Ораску и ее окрестности. Что за глупцами были Речные Вестники, когда отказывались от такой силы!

Город был спрятан, но не укреплен, и преследователи Кумены уже без сомнения поняли, что он в центральной башне. Он не встретил никаких препятствий на пути в город — а значит, здесь скоро будут и его преследователи. Кумена чувствовал их — ползущих, словно муравьи, — но они были слишком незначительны, чтобы заклинатель смог разобрать, кто есть кто.

Он простер пальцы, и Ораска устремилась вверх, отрываясь от окружающего город камня. Земля тряслась. Спрятанные много веков шпили прорывали покров джунглей, а небольшой каньон у города становился все шире и шире, окружая Ораску подобно крепостному рву. В каньон устремились окрестные реки. Золотоносные жилы под землей прорвались на поверхность — исполинские богатства, до которых Кумене не было дела. Золото стало для него лишь бесполезным металлом, частью абсурдной роскоши города, не нужной ему и бесполезной.

Существа, живущие в городе, зашевелились. Муравьи за его пределами вздрогнули и поспешили к нему.

Они наперегонки стремились к золотому городу, но гонка закончилась. Началось сражение за Ораску, и Кумена не собирался смотреть, как его народ сотрут с лица Иксалана. Совсем наоборот! Совсем наоборот — теперь, когда он забрал принадлежавшее ему по праву.

За пределами своего тела, окружая себя самого, купаясь в золотом свете, Кумена начал хохотать.

Смех прервался, когда заклинатель услышал шум за спиной.

Кумена вновь принял физический облик — тот, что стоял на Бессмертном Солнце, — и встретился глазами с вампиршей.

Она ухмылялась, а воротник ее был залит кровью.

Кумена поджал пальцы и перенес вес с одной ноги на другую. <p>— Эта сила не для тебя, кровосос, — предупредил он. — С одним конкистадором я справлюсь легко.

— А как насчет двух? — улыбнулась вампирша. <p>— Что скажешь, Маврен Фейн, — бросила она через плечо, повернув голову.

— Скажу, что Маганская Живодерка будет права в глазах церкви, когда сметет с дороги вставшего у нее на пути, — ответил ей голос.

Кумена увидел, как по лестнице поднимается вторая фигура. Это был иерофант в длинных, струящихся одеждах, опиравшийся на посох выше своего роста. Кумена почувствовал страх.

Двое вампиров бросились на него.

Заклинатель попытался призвать защиту, но его повалили на пол. Вампиры царапались и кусались, клинок одного из них оставил глубокую царапину на боку Кумены. Он попытался сбросить с себя врагов, но сколько бы он ни силился оттолкнуть их, они лишь щелкали зубами и старались плотнее прижать его к камню. Наконец Маврен Фейн и Вона подтащили мерфолка к себе и блестящими от слюны зубами потянулись к его шее.

«Это не должно закончиться так. Я не дам им насытиться своей кровью!»

Кумена задергался, вырываясь из их хватки, повернул голову к окну.

Нависавшая над ним Вона расхохоталась. <p>— Неужели ты не хочешь помочь нам в нашем священном устремлении?

Кумена плюнул ей в лицо, но ухмылка вампирши стала еще шире.

— Значит, умрешь иначе, — прошипела она.

Вампирша вцепилась в него с невероятной силой и, прежде чем Кумена успел что-то понять, вышвырнула его в окно.

Кумена пораженно распахнул глаза. Последним, что он увидел, падая вниз, было лицо Воны, искаженное гримасой безумной злобы.

ВРАСКА

Джейс в агонии лежал на берегу реки. Его волосы были красными от крови, а глаза сияли магией, которую он не мог контролировать.

Враска плыла к нему, выплевывая грязную воду и прищуривая глаза от брызг водопада. Там, где разбивался о воду водопад, из реки поднимались массивные острые камни, — то, что Джейс вообще выжил, можно было смело назвать чудом.

Враска знала, что травма головы может привести к потере памяти или трудностям в решении задач. Одна из ее коллег, убийц из Охрана, стала очень вспыльчивой, пережив подобный удар в юном возрасте. Джейс был телепатом и иллюзионистом — разум был его инструментом. Враска понимала: они видит то, что случается при повреждении этого инструмента. Результатом стало не ослабление, а срыв какого-то клапана, сдерживавшего разум Джейса в узде. Теперь маг выбрасывал свои воспоминания в мир короткими сериями, явно пытаясь вернуть над ними контроль.

«Вот и все, — мысленно сказала сама себе Враска. Он вспомнит все до конца — наш конфликт, мою профессию, свой титул. Он возненавидит меня. Это точно. Горгоны достойны только презрения». <p>Выругавшись, Враска поплыла к своему другу, а в сердце у нее росла печаль.

Она была уже почти у берега. Вдруг острая боль пронзила ее виски, и Враска застонала. Новое воспоминание всплыло у нее в голове...

Враска увидела мир, в котором никогда не бывала. На фоне бурного неба возвышалась стена из белого кирпича. В стене были ворота, и их правая часть была запятнана чем-то серо-красным, словно кто-то провел по ним громадной болезнетворной кистью. У входа стена была проломлена, и вода из моря хлестала через пролом в разрушенную гавань. Обломки разрушенной стены поднимались в воздух и уплывали вверх, в небо.

Образ разрывал ее разум, и Враска закричала от боли. То, что она чувствовала, походило на многократно усиленную мигрень — пронзительная боль и вспышки ауры, грозящие парализовать ее мышцы, пока горгона боролась с течением.

Это было гораздо больше похоже на погружение, чем на иллюзию. Враска чувствовала, будто действительно побывала там.

Ее ноги коснулись речного дна, и образ пропал. Горгона прокричала имя Джейса, пытаясь отвлечь его, но это оказалось бесполезно.

Он был в агонии.

Враска выбралась из воды и побрела к лежащему на берегу Джейсу. Она опустилась возле него на колени и осторожно потянулась к магу, чтобы коснуться его.

Пошатнувшись, она обеими руками уперлась в землю.

Джейс...

...Враска...

Враска зажмурила глаза. Она не до конца была уверена, какую сторону занимала в обмене мыслями. Это ужасно сбивало с толку.

Горгона поглядела на Джейса, нахмурив брови. <p>— Джейс, мы должны найти того, кто пробудил город. Тебе нужно сотворить иллюзию, чтобы наша команда отыскала нас.

Маг разума закрыл глаза, и Враска увидела то, что изливалось из его памяти.

Шум реки пропал, а теплый воздух джунглей сменился холодом.

Она увидела темное помещение, закрытые сталью стены и человека, наполовину сделанного из металла. У воздуха был металлический привкус, а света в комнате хватало на то, чтобы разглядеть просветы между металлическими секциями в животе странного человека. Джейс лежал на полу у его ног. Он выглядел изможденным, уставшим от жизни, и ему было всего на несколько лет меньше, чем сейчас.

Человек опустился на одно колено. Блестящим металлическим кулаком он взял Джейса за волосы.

— Можешь не сомневаться, я заставлю тебя извлечь урок из этой неудачи.

Враска смотрела, как человек поднимает Джейсу рубашку и мана-клинком делает несколько длинных и прямых разрезов на спине, а потом один разрез на правом предплечье. Джейс закричал, и она съежилась от ужаса. Дыхание перехватило у нее в горле, а сердце забилось, словно пойманная в клетке птица. Горгона очень хорошо знала, что такое пытки. На нее вдруг навалился ужасный груз вины — как же она умудрилась не заметить в нем эту общую для них боль?.. Враску захлестнула волна сочувствия, и она испустила дрожащий вздох. Картина клинка, режущего спину Джейса, пробудила ее собственные воспоминания. Те, которых она не смела касаться, — не сейчас, когда их разумы так переплелись.

Настоящий Джейс шумно втянул воздух, и восприятие Враски скакнуло назад, на речной берег солнечного Иксалана. Он согнулся пополам, хватаясь руками за свои окровавленные волосы.

Враска понятия не имела, что делать. Она хотела утешить его, но не знала, как, поэтому решила просто поговорить — быть может, это поможет ему вновь обрести контроль.

— Это воспоминания, Джейс. Это не сейчас. Ты в безопасности.

Враска увидела яркие мерцающие огни, и ее голову вновь пронзила боль. Она уже знала, что это сигнал о начале погружения в воспоминание и приготовилась к удару по чувствам. Горгона вздрогнула, и новая иллюзия охватила ее. Мир задрожал, покрылся рябью, словно вода, и наконец Враска оказалась в тускло освещенном переулке.

Она облегченно вздохнула. Это место было ей хорошо знакомым. Она снова попала в Равнику.

Стоящий перед ней Джейс был умилительно молод.

Ему было не больше пятнадцати, и он сидел на сломанном стуле среди горы хлама. Враска решила, что это район под контролем Груулов — судя по тому, сколько здесь было одновременно и деревьев, и совсем недавно разрушенных зданий. Через потрепанную ткань навеса виднелся свет костра, а рядом с Джейсом стоял устало выглядящий груульский шаман и занимался какими-то чарами в своей руке. Обе руки шамана от плеч до запястий были покрыты татуировками городских улиц.

У сидящего на стуле юного Джейса был вид человека, который хочет провалиться под землю, чтобы на его месте оказался бы кто-нибудь более грозный. Одежда его была в полном беспорядке, покрой был странный и незнакомый. Из ткани воспоминания Враска поняла, что впервые Джейс появился на Равнике всего лишь несколько дней назад.

Рука груульского шамана ярко светилась белым. <p>— Твоя первая? — проворчал он?

Джейс на секунду замешкался. <p>— Да, — застенчиво сказал он наконец.

Враска не смогла сдержать улыбки. Он был самым бесхарактерным подростком, которого она видела в своей жизни. Само собой, ему хотелось крутую татуировку. Это было ужасно очаровательно. Горгона вспомнила свои собственные юные годы на улицах и усмехнулась мысли о том, как хорошо подросток-Враска поладила бы с подростком-Джейсом.

«Мы бы перевернули город вверх тормашками, — с улыбкой подумала она. — Ни одна книжная лавка не смогла бы от нас спастись».

— Тогда глотни, — сказал шаман из воспоминаний, указывая на бутылочку слева от иллюзии Джейса. — Больно будет, как в комедии Ракдосов.

Враска усмехнулась, а Джейс поспешил выполнить указание мастера. Сделав глоток, он состроил гримасу (Враска нисколько не винила его за это), а потом сделал решительное лицо.

Шаман наклонился над Джейсом и пальцем нарисовал линию на его щеке. Там, где палец касался кожи, оставалась ярко-белая татуировка. Груул продолжил рисовать на подбородке и плече. Враска завороженно наблюдала, как мастер сосредоточенно рисовал храброе лицо на нервном лице подростка.

Краем глаза она заметила, что шаман сверяется с бумагой. На ней были наскоро нарисованы символы — те самые, что потом появятся у Джейса на плаще. Кольцо, разомкнутое и удлиненное внизу, и круг в его центре. Горгона подумала о том, что эти символы могут означать.

Иллюзия рассыпалась и исчезла, вновь вернулся шум реки и слепящее золото Ораски.

Восприятие Враски играло с ней шутки, у всего вокруг был отблеск какой-то искусственности, и мелкие иллюзии, вырвавшиеся из разума Джейса, смешивались с реальным миром. Пальцы горгоны впивались в ил на речном берегу, отчаянно цепляясь за реальность.

— Джейс, все хорошо и ты в безопасности, но мне нужно, чтобы ты сотворил иллюзию и подал знак нашей команде.

Но Джейс все еще не слышал ее. Его глаза горели магией, силы не вернулись к нему. Враска видела, как с каждым слабым вздохом поднимается и опускается его грудь. Он резко вдохнул, когда его захватило новое воспоминание, а потом замер, и его губы приоткрылись в шоке от увиденного.

Свет потускнел. Заменив окружающий мир, сгустилась иллюзия и принесла с собой закат и запах перезревших яблок.

Враска обнаружила себя в небольшой спальне с голыми стенами и двумя стульями перед камином. Она не знала, в каком находится мире, но это было неважно. Комната была миром в себе: континенты мебели, океан ковра, и ничего за ее стенами не имело значения. Подоконник был покрыт слоем пыли, а у двери стояла корзина, наполовину заполненная лежалыми, покрытыми пятнами, яблоками. Само собой, тут был Джейс. Лицо его освещалось огнем очень уютного камина. Текстура воспоминания была приветливо-бархатной, но Враска не чувствовала радости в открывшейся сцене.

Джейс сидел перед огнем напротив женщины в фиолетовом.

Язык тела женщины прямо-таки кричал о скуке, а вот Джейс подался вперед, охваченный интересом. Враска почувствовала себя крайне неловко. Это был очень интимный момент. Она не должна была этого увидеть.

«Я больше никогда не захочу играть в шахматы», — сказал Джейс, потирая виски.

Женщина бросила на него исполненный скуки взгляд. «Да, шахматы утомляют», — сказала она без интереса.

Плащ Джейса висел на вешалке. Башмаки сохли у огня. Враска знала, что не должна на это смотреть, но знала и то, что не могла уйти.

Указательным пальцем левой руки Джейс рассеянно отбивал на своем бедре какой-то быстрый ритм. Его голос звучал нетвердо. Неуверенно. «Тогда, на Иннистраде, ты сказала, что когда я умру...»

Длинные волосы женщины падали вниз, закрывая половину лица. Ее помада потускнела к концу дня, а в глазах было безразличие — Враска молилась, чтобы Джейс из иллюзии заметил его.

«Ты помнишь этот разговор?»

«Такой разговор тяжело забыть, — сказал Джейс. — Такое не станешь говорить, если не имеешь этого в виду. Так что же... ты на самом деле имела это в виду?»

«Что?»

Он сделал паузу, выбирая слова. «Тебе будет грустно, когда я умру?»

Джейс смотрел на женщину в фиолетовом очень внимательно. Выжидающе. У Враски все внутри сжалось, когда она услышала вопрос. Он спрашивал так, будто не был уверен в этом, хотя из происходящего было понятно, что они с женщиной — не просто знакомые.

Женщина в фиолетовом заглянула Джейсу в глаза. Ее веки были прикрыты, колени направлены в сторону. «Думаю, что да», — сказала она. Слабое чувство. Брошенная собаке кость. «То, что между нами было, как бы ты это ни называл... это заслуживает по меньшей мере грусти».

Враска ошарашенно раскрыла рот. Вот так вот? Жестокий отказ в ответ на искреннюю просьбу о симпатии сказал Враске все, что ей нужно было знать об этой женщине. Ее щупальца подергивались от неловкости, но она не могла отвернуться от бедного юноши, от женщины, от этой ужасной комнаты.

«Думаю, это самое милое из того, что ты говорила мне», — проговорил Джейс.

Женщина в фиолетовом рассмеялась. Словно это была шутка. Словно он не сказал этих слов с отчаянной мольбой об одобрении, ясно написанной на его лице.

Враска чувствовала себя так, словно тайком пробралась в чужое жилище. Ей не нужно, нельзя было смотреть на эту домашнюю сценку вопиющей несправедливости.

«Тебе надо возвращаться. Остальные заметят, если ты не придешь ночевать», — сказала женщина.

Джейс пожал плечами. «Солнце зашло совсем недавно. У меня еще есть время».

«О...» — женщина смерила Джейса взглядом, и по ней было видно, что она обдумывает какое-то решение.

Вдруг она встала и пересекла комнату, направляясь к своему туалетному столику. Отступив в сторону, Враска смотрела, как женщина открывает буфет и достает графин и два бокала. Вернувшись к камину, она ловко вынула закрывавшую графин пробку. «За что мы выпьем», — спросила женщина.

«Если ты ждешь, когда уйдет твой гость, то не станешь наливать ему вина», — с дрогнувшим сердцем подумала Враска.

Джейс улыбался. «Тост за Эмракул, — усмехнулся он, — за то, что она сделала все за нас».

Женщина подняла свой наполовину полный бокал и чокнулась с магом.

Оба выпили до дна.

Женщина до краев наполнила бокалы.

Они в тишине потягивали вино.

Огонь потрескивал в камине.

Враска не могла отвести глаз от женщины. Она говорила, что не любит шахматы — но на Джейса смотрела с ледяной внимательностью гроссмейстера.

Наконец женщина в фиолетовом определилась с ходом. Разведку территории она замаскировала ленивым глотком из бокала. «Ты с кем-нибудь встречался с того раза?» Враска обратила внимание, с каким значением было сказано это «с того раза». Знакомый ориентир, разделенное знание. «Вы неплохо ладили с соратами», — намеренно добавила женщина. Пешка на е-4.

От партии, которая начинала разворачиваться, Враске захотелось ногтями выцарапать себе дорогу прочь из комнаты.

Джейс покрутил вино в своем бокале, и его поведение внезапно поменялось. Он поднял глаза на женщину в фиолетовом. «Она замужем».

«Вот как?» — сказала женщина, изображая радость от услышанного. Она прекрасно осознавала, насколько агрессивным был ее дебютный ход. Конь на f-3.

Джейс кивнул. «Она исследовательница. С сомнительным моральным обликом. Замужем, а если бы и не была, она — это не то, что я ищу».

Женщина в фиолетовом пристально за ним наблюдала.

«А чего ты ищешь?» — спросила она.

«Она манипулирует тобой, чтобы ты остался, — Враске хотелось кричать. — Ты же умный. Ей наплевать на твои чувства. Не поддавайся».

Джейс откинулся в кресле и посмотрел на женщину через стекло бокала. Ощутимо волнуясь, он ответил — совершенно нелогично, что было нехарактерно для него. «Здесь, например, неплохо».

Сердце у Враски заболело. Здесь было очень плохо, но Джейс уже не мог сбросить с глаз пелену привязанности и увидеть скучающую жестокость намерений собеседницы».

«Здесь всего лишь двое старых знакомых отдыхает после победы, — ответила женщина. — Вспоминают старые добрые деньки».

Джейс рассеянно подтянул правую перчатку. «Старые деньки не всегда были такими уж добрыми».

«Да и мы тоже», — сказала женщина приглушенным, опасным тоном.

В одно мгновение игра поменялась: шахматная доска полетела на пол, а на столе оказались метафорические кости. Женщина была игроком, ищущим возможность сыграть еще один круг, еще одну ставку, просто ради интереса, — давайте, ребята, что плохого может случится?

«Мы не вместе, — добавила женщина в фиолетовом. — Но тебе пока не нужно уходить».

Джейс поднял глаза от бокала и встретился с ней взглядом с выражением надежды на лице.

Женщина вновь наполнила бокалы и подняла свой. «За новые добрые деньки», — сказала она.

К огромному облегчению Враски иллюзия развеялась и вернулась река.

Враска чувствовала тошноту. Был ли в жизни Джейса хоть кто-нибудь, кто не пытался воспользоваться им самим или его талантами?

Она начала волноваться. Прилив воспоминаний все не заканчивался. <p>— Джейс, мне так жаль... Я не должна была этого видеть, но мне так жаль, что эта женщина...

Ее прервал доносящийся издалека рев. Враска замерла, встревоженная громким шумом. Она встала и вгляделась туда, откуда прозвучал рев. Это определенно был динозавр, но Враска не представляла, что динозавры могут вырастать до таких размеров.

— Джейс... нам надо уходить.

Джейс изумленно втянул воздух. Его глаза все еще были залиты синим светом магии. Он произнес одно только слово: «Врин»...

...и громадная постройка в виде кольца возникла перед глазами Враски.

По мнению Враски, это место было прекрасным. Суровая граница на краю цивилизации. Горгона сразу поняла, что это родной мир Джейса.

«Джейс, я все еще вижу то, что видишь ты. Я не знаю, как тебе помочь!» — отчаянно подумала Враска в надежде на то, что Джейс услышит ее и телепатически ответит.

Но в ответ она почувствовала лишь волну всепоглощающей безнадежности.

Джейс ничего не мог контролировать. Его самые старые, глубокие воспоминания текли из разума неукротимым потоком.

Лицо женщины. Ее кожа персикового цвета усыпана веснушками, каштановые волосы зачесаны назад, усталые глаза. Перемещаясь по небольшой кухне, она читает своему младенцу что-то из блокнота — увлеченно объясняет новые техники исцеления и одновременно чистит овощи для ужина. Кожура падает на страницы, словно закладка.

Вся сцена купается в аромате фиалок. Женщина была очень милой. Враске понравилась эта часть прошлого Джейса. Здесь было хорошо.

Та же женщина появилась вновь — на этот раз она натягивала ботинок на детскую ножку. Малыш плакал и пинался... и вдруг он наклонился и неуклюжими руками завязал шнурки самостоятельно. Мать была поражена, словно она еще не учила сына этому искусству.

Сцены начали меняться быстрее — в и каждой из них была та же женщина.

Она надевала плащ.

Расчесывала волосы.

Красила стену.

Загибала страницу в учебнике анатомии.

Заглядывала сыну под кровать.

Смахивала слезу.

Целовала синяк, чтобы не болело.

Калейдоскоп событий становился все более хаотичным. Мужчина сердито объясняет, что ученым место в городе, а не здесь, не ленись, сынок...

...липкая слюна оскорблений хулигана...

...очередь из научных терминов в области телепатии: ошибка Хольмберга, закон Сиссоко, малый и большой приемы вспоминания...

...понимание, что его заставили забыть первое путешествие между мирами...

...и второе...

...и третье..

...годы обучения, когда его разумом манипулировали и вмешивались в него — каждый раз, когда он был готов вспомнить, кто он такой...

Вспышка реальности — настоящий Джейс лежит на берегу, пальцы запущены в волосы, лоб прижат к земле. Он заново переживал все, что с ним происходило тогда, и Враска с ужасом поняла, сколько раз чужеродная сила вмешивалась в его разум. Она увидела, каким талантливым телепатом Джейс был уже в тринадцать лет (горгона поежилась: как такое вообще возможно в тринадцать?!), увидела его ярость, когда он узнал, чего лишился, и его отчаяние, когда он понял, что им воспользовались.

Окружая, подавляя, властвуя над всем... в воспоминаниях присутствовал сфинкс.

Окружающий мир вдруг взлетел вверх и превратился в крышу здания на закате.

Восприятие Враски переместилось — теперь она смотрела на воспоминания глазами Джейса.

Перед ней возникла картина: уходящая вдаль цепочка уже знакомых исполинских колец. Небо стального цвета, тяжелые, словно дробь, капли дождя, и — перед ней — сфинкс Альхаммарет, изготовившийся для атаки. Горгона чувствовала, как под рубахой Джейса болят синяки, как капля липкого пота течет по шее, несмотря на колючий холод.

Она ощутила, как кипит в груди ярость Джейса из прошлого. Увидела, как предал его наставник, как обманул и превратил в полезный инструмент, вместо того, чтобы делиться своими знаниями. Враска растворялась в воспоминаниях. Она почувствовала, как движутся ее губы, как слова подростка вылетают из ее рта. Голос был мужским, совсем юным, еще лишь недавно закончившим ломаться. «Помоги узнать свои пределы. Вытяни из меня информацию».

Сфинкс поднялся на задние лапы, и Враска почувствовала, как учитель и ученик устремились друг другу в мысли.

Альхаммарет, казалось, замер, и его разум открылся, словно книжный шкаф. Глубоко в мозгу пряталась неосязаемая структура, основа сознания: почти бездонный колодец, выложенный мрамором. Горгону захватили странные ощущения: она наблюдала, как действует магия, в корне отличающаяся от ее собственной. И она, Джейс из прошлого почувствовали, как мраморный колодец разума Альхаммарет готовится атаковать. За какую-то долю секунды Джейс инстинктивно нанес упреждающий удар своим собственным разумом. Его невидимая сила устремилась вперед, словно кулак, словно молот, словно могучий таран, всей своей мощью врезалась в хрупкое сознание сфинкса и сломала его.

Этот удар в глубины мозга Альхаммарета был мощнее любого взрыва, разрушительнее любого землетрясения, катастрофичнее любого метеорита. То, что было колодцем из выветрившегося мрамора, обвалилось внутрь с грохотом, оглушающим все чувства.

Но Джейс ударил слишком опрометчиво, слишком сильно — разрушение чужой психики разорвало на куски и его собственную память.

Долгий, протяжный вой вырвал Джейса и Враску из разума сфинкса и вернул на крышу под проливной дождь. Могучее тело Альхаммарета лежало на земле, глаза были непонимающе раскрыты. Сфинкс втянул воздух, потом выдохнул — и начал кричать. Это был испуганный плач младенца. Вой ужаса от встречи с огромным, громким и ошеломительно незнакомым миром.

Альхаммарет попробовал встать, но конечности не подчинялись ему, и тогда он закричал еще громче, бессмысленно хлопая тяжелыми крыльями по твердому бетону крыши. Он засасывал пастью воздух и с каждым выдохом испускал новый крик, в котором звучали страх и смятение.

Джейс из прошлого упал на колени и, пока его собственные воспоминания уходили в недосягаемые глубины разума, схватил руками голову плачущего сфинкса, нащупал расколотые фрагменты его сознания и попытался собрать их воедино.

«Что я натворил?, — почувствовала она мысли Джейса, — Что я натворил?».

Сфинкс не переставал кричать. Он смотрел вперед широко раскрытыми невидящими глазами и плакал от ужаса собственного существования.

Тревога Джейса передалась и Враске. Альхаммарет разрушил его, использовал его, разбирал его разум по частям снова и снова, но кошмарная участь, которая сейчас постигла сфинкса, была куда хуже смерти. Альхаммарет заслуживал гибели — но никто не заслуживал такого.

В этот момент горгона почувствовала, как Джейс начинает инстинктивно уходить в другой мир. Его собственное пострадавшее сознание все еще пыталось закрыться в себе, и все это напоминало бег по ущелью из зазубренных скал. Чем быстрее Джейс пытался сбежать из этого мира, тем больше не успевших спрятаться воспоминаний срезалось по сторонам, отрывалось от разума и улетало прочь.

Ушло лицо его матери, его семья, его дом, его прошлое.

Все, что осталось — ожерелье сфинкса: кольцо, разомкнутое и удлиненное внизу, и круг в его центре. Из ткани воспоминания — единственного воспоминания, которое останется у Джейса, — Враска поняла, что этот символ поможет ему сохранить свое имя — и только.

Горгона почувствовала, как ее выдергивает из памяти, грубо гонит прочь, и иллюзия мира устремилась мимо нее и рассыпалась. С той же скоростью, с которой ее засосало в воспоминания, Враска вновь оказалась стоящей на камнях и илистой грязи рядом с водопадом, под блистающими на солнце шпилями Ораски. Джейс из настоящего — тот Джейс, которого она знала, иллюзионист, пират и верный товарищ, лежал на берегу, охваченный отчаяньем.

Враска кинулась к нему и обхватила обеими руками.

Он плакал, проливая все когда-то невыплаканные слезы.

Горгона крепко обнимала мага, уложив его голову себе на плечо. За много лет она впервые касалась другого человека по своей воле. Ощущение было чужеродное, тревожное — но это было необходимо. Джейс всхлипывал у нее на руках, а она все крепче прижимала его к себе. Больше половины своей жизни он провел, лишившись всех воспоминаний о детстве. Он так много забыл. Он так много раз забывал. Враска обнимала его за все те разы, когда ей хотелось, чтобы кто-нибудь обнял ее, пока она была в темнице. Прижимала к себе за все те разы, когда она просила о помощи, а в ответ получала удар. Враска столько времени была одна, была отверженной, что не могла отказать в утешении тому, кто испытал столько же боли, сколько она сама когда-то.

Горгона подняла глаза — и увидела иллюзию самой себя.

Илистый речной берег сменился ярким дневным светом моря Гибельных Бурь. Враска была наряжена в капитанский камзол и во всю глотку распевала народную песню Голгари, пока ее команда драила палубу корабля. Сцена была пронизана настроением радости и умиротворения, и Враска почувствовала, как Джейс из прошлого пытается подпевать ее странной песне.

Враска улыбнулась: она тоже помнила этот момент. Она помнила, что удивилась тому, как хорошо у Джейса получается следовать мелодии.

Иллюзия Враски изменилась — и все надежды Враски рухнули в один миг.

Горгона из воспоминаний стала жестокой, яростной, уродливой и скалящей зубы. Ее щупальца молотили воздух, а одежда, казалось, была соткана из теней. Над ними возвышались башни Равники, и Враска увидела саму себя глазами Джейса. Это была их первая встреча. Враска из прошлого показывала на Джейса, но Враске нынешней казалось, что это ее прошлое указывает на нее, требуя вступить в союз — или столкнуться с жестоким ответом. Враска чувствовала страх Джейса, чувствовала его трепет и ярость. Он не знал, о чем она собирается попросить. Не знал, почему она сделала то, что сделала. Он не знал — и когда он смотрел на нее, то видел только убийцу, опасную тварь.

Враске стало дурно. Такой она была отвратительна сама себе — сейчас она действительно была тем чудовищем, что видел весь мир, когда смотрел на нее. Горгона перед ней была готова убивать, и Враске было стыдно видеть свое лицо, искаженное гримасой злобы. Все было кончено. Джейс вспомнил все, и когда он все это осознает, он будет считать Враску чудовищем, какими бы чудесными ни были последние месяцы.

Воспоминание пропало, вернулся берег реки.

Враска отпустила Джейса и отошла назад. Его конвульсивные рыдания постепенно утихали, их сменяла усталость. Иллюзии развеялись. Сияние магии потускнело. Джейс убрал ладони от головы и уставился на покрывающую их смесь из речного ила и его собственной крови.

Враске хотелось обнять его и держать, пока он вновь не станет целым. Хотелось сбежать в самый дальний уголок Мультивселенной. Ей одновременно хотелось прижать его к себе и исчезнуть — и она замерла, не в силах решиться на что-то одно.

Джейс посмотрел на нее, и его глаза были безнадежно красными от горя.

— Ты все видела, — сказал он лишенным эмоций голосом.

Враске чувствовала себя ужасно. <p>— Я видела то, что ты не смог сдержать.

Джейс смущенно отвернулся. Воспоминания в его голове занимали свои места. <p>— Ты — наемная убийца, — сказал он.

— И друг, — спокойно и печально ответила она.

В мыслях Джейс был где-то далеко. Он смог справиться с памятью, не давая ей вырваться наружу, но сейчас в его разуме шла напряженная внутренняя борьба. Голос мага оставался пустым. — Эммара. Нисса. У меня так мало друзей...

У Враски кольнуло сердце. Она не знала, что сказать.

Джейс закрыл глаза, покривившись от боли. Он вернул над собой контроль. Крышка закрылась, и Джейс, казалось, решил больше не показывать своих эмоций. Или, может быть, он выплакал все до конца, и осталась пустота. Враска подумала, что второй вариант вероятнее. Джейс выглядел так, будто пробежал марафон. Она решила, что сейчас лучше всего будет подождать. Горгона скинула китель и выжала речную воду. Осмотрела свои синяки и растяжения, а потом вытянула шею, вглядываясь в ведущую в город наверху лестницу. Все это время Джейс пытался успокоиться. Время от времени какое-то новое воспоминание заставляло его тяжело вздохнуть, но худшее, казалось, позади.

Он осторожно покачал головой. <p>— Вернулось не все. Еще остались пробелы. Я не помню ни как лишился воспоминаний, ни как попал сюда.

— Не трогай болячки, — тихо сказала Враска и мгновение спустя поняла, как приземленно и глупо звучал ее совет.

Что она могла сказать тому, кто только что обрел столько тяжелых воспоминаний?

Враска села, выбрав место в нескольких шагах от Джейса. Светило жаркое солнце, и она уже чувствовала, как сохнет промокшая в реке одежда. Горгона взглянула на татуировки мага, понимая теперь, что они означают. Ожерелье Альхаммарета — символ, с которым Джейс связал свое имя. Даже в юные годы он был достаточно умен, чтобы нанести символ на кожу и никогда не забывать, кто он такой.

— Извини, что пыталась убить тебя на Равнике, — сказала она.

Застонав, Джейс закрыл глаза и вздрогнул. На него накатила очередная волна боли. <p>— Я бы послушал тебя, если бы ты объяснила, зачем, — он неловко поежился. — Но ты убивала, чтобы привлечь мое внимание...

— Убийца, растлитель и работорговец, чьи имена звучали как названия миров, — она пожала плечами и помотала головой. — Я не жалею о том, что убила их, но жалею, что решила, будто это единственный способ заставить тебя слушать.

— Я прощаю тебя за то, что ты пыталась убить меня, — сказал Джейс в ответ мягко и искренне. — Ты делала то, что считала правильным для своего народа.

Никто из них не знал, что сказать после этого.

Враска встала и начала мерять шагами берег реки. Ей представилась первая возможность как следует рассмотреть новообретенную Ораску.

Золотые стены и шпили возвышались даже над самыми высокими деревьями и сияли в лучах солнца. Враска разглядела на золоте рисунки, изображавшие героев прошлого. В центре города к небесам поднималась башня, размерами затмевавшая все остальные.

Горгона вытащила компас и, само собой, стрелка из света показала точно на башню.

Со своей обзорной точки Враске была видна бесконечная лестница, ведущая от другого берега новой реки наверх, к ведущей в город арке на самой ее вершине.

Горгона оглянулась на Джейса. Он был необычно неподвижен, глаза смотрели куда-то вдаль. Казалось, что он прирос к своему месту на берегу реки, и горе его было столь тяжелым, что даже самый сильный ветер не смог бы сдвинуть его с места. Враска не смогла отвести от него глаз. Из одаренного ребенка он превратился в шпиона, потом в жертву и, наконец, все это насильно вырвали у него из головы и из сердца. Потерянный и напуганный, он пришел к тем, кто охотился на потерянных и напуганных. Его пытали, на него не обращали внимания, им манипулировали, но, несмотря на все это, он не потерял себя. Он выжил.

Он был невероятным.

— Мне так и не выпала возможность узнать себя без потерянных воспоминаний, — с усталой искренностью нарушил молчание Джейс. — Так много было тех, кто манипулировал мной, и так много тех, кому я навредил по чужой воле. Впрочем, иногда воля была моей собственной. Это ведь было так просто.

Враска на собственном опыте знала, как просто это было.

Она села рядом с ним.

— Тебе сделали больно, тебя обманывали и использовали. Ты мог умереть столько раз, но наперекор всему ты делал то, что должен был, и ты выжил. Это чудо, которое стоит отметить, — лицо Враски приняло серьезное выражение. — Ты помнишь последние три месяца?

Джейс кивнул. Натянуто улыбнулся. <p>— Это были лучшие три месяца в моей жизни.

Враска замерла, не смея моргнуть, чтобы не нарушить установившуюся между ними безграничную честность. <p>— Этот Джейс — один из лучших людей, которых я встречала в жизни.

Его взгляд стал напряженным. В глазах появилось недоверие. Он был гениален, безмерно одарен и умен, как никто другой, но смотрел на Враску так, будто бы не понимал, как это комплимент может быть адресован ему. Будто бы заранее исключил возможность того, что понравится ей.

Враска заговорила, стараясь звучать как можно искренней. <p>— Джейс, которого я встретила, слушал меня, как не слушал никто другой. Ты понимаешь, насколько это важно? До тебя еще никто не захотел выслушать мою историю... да что там, никому и дела не было до того, что у меня вообще есть история, — горгона заметила грусть в глазах мага; он сочувственно покачал головой. Враска продолжила. <p>— Джейс, которого я встретила, верил, что каждый собственными силами может изменить свою сущность. Тот Джейс до сих пор в тебе, и я думаю, что тот Джейс — это тот, кем ты являешься на самом деле.

— Это тот, кем я хотел бы быть, — ответил он.

— Разве не тебе это решать.

— Хотелось бы верить, что мне... но как я могу стать тем, кем ты думаешь, когда помню, сколько раз позволял другим воспользоваться собой? Помню, скольким я причинил зло?..

— Никто не выбирает стать жертвой, — прервала его Враска. — Нельзя говорить, что ты слабый, потому что тобой воспользовались. А те ужасные вещи, что тебя заставляли делать, говорят только об их жестокости, а не о твоей.

— И все же я чувствую себя дураком.

— Знаю. Но ты не дурак.

Джейс ненадолго затих, вспоминая что-то, что (к счастью) не попало в разум Враски.

— Моя мать... — Джейс запнулся, остановился, чтобы перевести дыхание. — Моя мать хотела, чтобы я переехал в город и стал ученым.

Враска улыбнулась. Она ответила медленно, выбирая слова. <p>— Ты переехал в отличный город. И стал отличным ученым, — сказала она и сделала вид, что не замечает эмоций, захлестнувших Джейса после ее простого утверждения.

Маг некоторое время не открывал глаз. <p>— Раньше я представлял, что родители ненавидели меня. Когда я воображал их жестокими, мне было проще смириться с тем, что я их не помню. И что бы я ни делал, так я никогда не чувствовал, что разочаровал кого-то.

Враску поразила его откровенность. — Ты думаешь, что разочаровал бы мать?

Джейс подумал над словами, прежде чем ответить. Наконец он поглядел на Враску. — Я думаю... я думаю, что хотел бы, чтобы она мной гордилась.

В конце фразы в его голове зазвучала надежда. Он стал почти счастливым. Тот искренний человек, который мог разобрать подзорную трубу и вновь собрать ее, который мог силой мысли скрыть корабль и плечом к плечу сражаться вместе с абордажной командой, который обожал загадки и пиратскую жизнь — тот человек все-таки был здесь.

Враска улыбнулась. <p>— Тогда я думаю, что ты и сам точно знаешь, кем тебе следует быть.

Золотая лестница возвышалась над ними.

Враска протянула Джейсу руку, помогая подняться. Она кивнула, указывая на ступени, ведущие по скале вверх, к Ораске.

Джейс взял ее руку в свою, поморщился от приступа головной боли и слегка сжал ей ладонь в знак благодарности. Он поднял голову, глядя на лестницу.

— Наверное, год назад мне просто не хватило бы сил подняться наверх, — сказал он с ноткой гордости в голосе. — Даже если бы я решился попробовать, на полпути я бы просто свалился в обморок.

— Когда я в последний раз видела тебя, ты был не настолько в плохой форме, — усмехнулась Враска.

— Ты не представляешь, как часто я использовал иллюзии, чтобы казалось, будто я в форме.

— Серьезно? — удивленно вскинула брови она.

— Ага, — кивнул Джейс. У него было беспечное выражение лица, глаза все еще оставались красными от пережитых эмоций, уголки губ приподнялись вверх. Джейс был человеком и не стеснялся этого. Он ухмыльнулся. — Я тогда был трусом.

Он не стал произносить вслух «но это осталось в прошлом», и Враска заметила улыбку в его глазах. Джейс повернулся к золотой лестнице, ведущей в Ораску и, энергично шагая, начал подъем.

Сюжет выпуска «Борьба за Иксалан»
Описание planeswalker-а: Джейс Белерен
Описание planeswalker-а: Враска
Описание мира: Иксалан