Предыдущая история: Первая отступница

Эфириды Гирапура — раса гедонистов и любителей адреналина. Срок их жизни не превышает четырех лет, и город они считают своей естественной средой обитания, а вечеринки — площадкой для игр. Жизнь эфиридов коротка, но эмпатические способности позволяют воспринимать эмоции тех, кто их окружает.

Инвестор, филантроп и светский лев Яхенни знает, что его жизнь подходит к концу. Перед Ярмаркой Изобретателей эфирид устраивает грандиозную вечеринку, и на нее заявляются три неожиданных гостьи.

I

Я обожаю одеваться днем. Середина дня — самое время начинать готовиться к ночному приему. Здесь требуется такой уровень внимательности и предвидения, который легко потерять, собираясь на вечеринку в последний момент. Сейчас я одеваюсь не для того, чтобы хорошо выглядеть через два часа. Я одеваюсь для того, чтобы хорошо выглядеть через два дня.

Что за хозяин выглядит, как жалкая развалина, когда с начала вечеринки прошло шестнадцать часов? Бесталанный хозяин. Вот какой.

Полуденный свет проникает через занавески моих покоев, освещая расположенный у длинной стены туалетный столик из чистого золота. Золотистый свет играет на драгоценных камнях, безделушках и сокровищах, выглядывающих из каждого ящика комода и усыпающих всю поверхность колоссального сундука. Я — эфирид. Я точно знаю и то, когда умру, и то, как проведу отпущенное мне время. На кретинов, считающих, что я не заслуживаю того, чтобы хорошо выглядеть, времени у меня не отведено ни секунды.

Прикрепляя к одежде вторую из своих самых любимых брошей, я почти что слышу доносящееся снизу волнение занимающихся вечеринкой слуг. На кухне суетятся повара. Органические создания так придирчиво относятся к еде. К счастью, мой шеф-повар Нивед еще ни разу не подводил меня. Сейчас он на кухне, трудится ради гостей с желудками: фонтан пальмового вина, бесчисленные подносы самсы, пани пури, карри из баклажана и громадная тарелка десертов (за шрикхандом всегда очередь, так что, должно быть, он хорош на вкус). Остальные слуги устанавливают полог на крыше. Уставшие любители вечеринок из мяса и костей уже давно отправятся отдыхать, а мы с моими эфирными сородичами в экстазе праздника будем танцевать всю ночь, весь день и еще ночь после.

Но это будет потом. Поразмыслив две с четвертью секунды и пробежавшись пальцами по пузырькам на столике, я решаю выбрать на этот вечер масло с ароматами жасмина и эфира. Мой любимый аромат. Я замечаю в зеркале свое отражение. Что ж, я могу собой гордиться. На вид мне не дать и трех лет!

Даже отсюда я чувствую счастливую радость и пахнущее сандалом предвкушение слуг на крыше. Мне жаль другие расы, неспособные чувствовать то, что чувствуем мы. «Эмпатический резонанс, — назвали это они, когда пятьдесят лет назад первые эфириды появились из эфирных очистителей. — Любопытная способность точно ощущать эмоциональные ощущения других существ в непосредственной близости». Они так гордились тем, что изобрели нас... ни на мгновение не допуская, что мы изобрели сами себя. Я грустно усмехаюсь. Единственное, что мы изобрели с тех пор, это способы себя развлекать.

Я наношу масло на запястья и шею и вижу, как крохотный кусочек моей кожи отрывается и обращается в тоненькую струйку дыма. Чем меньше кожи у меня останется, тем ближе будет конец. Через разрыв в коже видно, как течет под ней небесно-синий эфир. Я любуюсь его красотой. Это удивительно... и это напоминает о том, что нужно поторапливаться. Я закрываю трещину еще одним браслетом.

Мы с первого дня способны следить за ходом времени и точно знать, сколько его у нас осталось. Это чем-то похоже на ожидание поезда. От каждого шума ты поднимаешь голову, от каждого порыва ветра ерзаешь на скамье, но поезд еще не приходит.

Я заканчиваю одеваться и наводить блеск. Мне осталось жить пятьдесят четыре дня.

II

Я выгляжу безупречно. Я поднимаюсь по ступеням на крышу, и на меня обрушивается волна звука. Нет лучше ощущения, чем столкнуться со стеной праздничной музыки.

Навес отбрасывает манящую тень на мягкий ковер, который слуги притащили снизу. Декораторы расставили на столах и развесили на стенах магнолии, а перила и искусную филигрань украшают ленты чудесного шелка, сверкающего в лучах заходящего солнца. Проходя, я наполняю опустевшие стаканы и огибаю целующуюся парочку. (Я помню этих людей — это я свел их на прошлой вечеринке. Всегда приятно использовать свои способности во благо.) Я показываю гномам, где уборная, и поправляю громкость домашнего пангармоникона.

Можно забыть о дурмане и адреналине: вечеринки — вот самый сладкий порок. Я купаюсь в удовольствии, что испытывают гости. Я понятия не имею, как это — съесть зажаренное животное, но думаю, что чем-то похоже. Я наслаждаюсь обязанностями хозяина, а гости рассыпаются в благодарностях.

Моя хорошая подруга и виртуозный пилот Депала (сама Депала!) расслабленно сидит на стоящем чуть в стороне диване. Ее гиена лежит у ее ног и довольно грызет кость. Депала поигрывает золотой цепочкой.

— Депала, дорогая, ты — настоящий свет моих вечеринок, — я искренне обнимаю ее и наклоняюсь, чтобы почесать гиену за ушами. Та тычется мне в руку своим мокрым носом.

— Она тебя любит, Яхенни, — говорит Депала с широкой улыбкой. — Как тебе после отставки? Наслаждаешься заслуженным отдыхом?

— Вижу, ты следишь за новостями, — усмехаюсь я, наполняя ей стакан.

— Обычно — только за результатами гонок, но и деловые новости порой пролистываю.

Мой род заработал состояние, занимаясь инвестициями. Я объявил об отставке, как только мне осталось жить меньше шестидесяти дней. Принимать рискованные решения куда проще, когда точно знаешь, что уже не увидишь последствия.

Я присаживаюсь рядом с ней.

— Я могу рассчитывать, что ты придешь на мою предпоследнюю вечеринку через месяц? Без лучшего пилота Гирапура это будет сплошная скука.

Депала улыбается, рассеянно поглаживая гиену.

— Не пропущу ни за что на свете. Нет ничего лучше традиций эфиридов.

— Полностью с тобой соглашусь. На посредственность у нас просто не хватает времени, дорогая.

Депала сжимает губы. Нахмурившись, она быстро осматривается, проверяя, что нас никто не подслушивает.

— Так ты... не станешь отдалять конец?

Мое лицо невольно принимает рассерженное выражение.

— Я знаю, на что ты способен, Яхенни, — смотрит она на меня со значением.

— Но я не хочу на это идти, Депала.

Еще кусочек кожи отрывается от моей руки. Некоторое время назад мне стало известно, что я могу вытягивать сущность. Однако я не стану этого делать. Это редкий дар, которым лучше не пользоваться. Как можно так цепляться за собственную жизнь, чтобы украсть жизненную силу разумного существа в надежде протянуть больше отпущенного срока? Что обо мне подумали бы друзья?

— Тем не менее, это вариант, — небрежно бросает она. — Я не знаю, как это работает, сколько времени ты получаешь от... кого-то еще. И я не знала, станешь ли ты над этим задумываться.

— Это приходило мне в голову, но я предпочитаю уйти по старинке, — заставляю я себя ответить.

В этот момент Нивед, мой повар, приносит бутылку любимого сорта Депалы. Как предусмотрительно... он почти столь же хорош, как я сам.

— Тебе не занимать достоинства, Яхенни, — говорит Депала, когда мы остаемся одни. — Чувство вины — слишком дорогая цена за пару лишних дней.

Я не уверен, что она права.

III

У входа в мой дом стоят три женщины. Госпожу Пашири я узнаю сразу же — одна из самых знаменитых изобретательниц мира и азартнейший игрок в настольные игры. Справа от нее молодая рыжеволосая девушка в старомодной одежде (этому стилю уже годы — она что, взаперти сидела?)

С другой стороны — самая невероятная женщина из всех, что я видел в жизни.

У нее бездонные глаза, ярко-зеленые от центра до краев — живая красота, которую портит ее напряженная поза. Как трагично, когда столь удивительный облик сочетается с такой зажатостью. Платье женщины украшено яркими цветами (живыми?!) и скроено таким манером, что подойдет только ей. Будь у меня интерес к романтическим персонам, она поймала бы меня на крючок. Но меня влечет к ней лишь одно: возможность пообщаться. Как у хозяина на вечеринке, моя главная цель — чтобы гости были счастливы. Но, конечно же, приятным дополнением становится то, что меня видят с интересными людьми.

— Яхенни, друг мой, — говорит госпожа Пашири, — познакомься с Чандрой и Ниссой. Чандра, Нисса, познакомьтесь с Яхенни. Это инвестор, вкладывающий средства в молодых изобретателей, и самый щедрый из всех знакомых мне филантропов. Мы можем присоединиться к празднику?

— Конечно, госпожа Пашири.

Какое представление. Внутри меня охватывает румянец.

Я придерживаю эльфийке дверь.

— Невероятные глаза, дорогая, — делаю я Ниссе комплимент, когда она проходит мимо. Она натянуто улыбается.

Рыжеволосая неловко топчется на пороге. Я с сомнением смотрю на нее и поворачиваюсь к госпоже Пашири.

— Это дочка Пии Налаар, Чандра, — говорит она.

Я отхожу в сторону и даю пройти дочери самого опасного человека на Гирапуре.

— Вечеринка наверху, так что давайте поговорим где-нибудь в тихом месте, — предлагаю я.

Я провожу их в свой дворик в задней части первого этажа. Пока мы идем, госпожа Пашири склоняется к моему уху.

— Ты знаешь, что Пию Налаар схватили?

Я этого не знал. И это для меня очень необычно.

— Пия не делает таких ошибок. Ты знаешь подробности?

Мы идем, и госпожа Пашири рассказывает мне о том, что случилось. Дворик заставлен растениями в горшках, весело журчит фонтан, а в центре стоят четыре выцветших от солнца кресла. Звуки вечеринки доносятся с крыши, так что мы можем говорить, не опасаясь, что нас услышат. Я предлагаю гостям сесть и делаю слуге знак принести напитки. Госпожа Пашири заканчивает вводить меня в курс дела, и я размышляю над арестом Пии Налаар.

— Боюсь, я не смогу вам помочь, — говорю наконец я. — Я не знаю, где Консульство держит пленников уровня Пии.

— Понимаю, — кивает госпожа Пашири.

— Прошу меня простить. Я горжусь своими связями, но этот случай для меня — тупик.

Я чувствую справа жаркую волну испепеляющего гнева.

— Будь это твоя мать, ты бы помог нам, — бросает Чандра.

— У меня нет родителей, — спокойно пожимаю плечами я.

Чандра хмурится еще сильнее. Она чувствует себя глупо. Зря, ведь это меня нисколько не беспокоит.

Слуга возвращается, и я передаю бокал с пальмовым вином госпоже Пашири, а эльфийке — стакан с древесным спиртом. Опыт подсказывает мне, что эльфы предпочитают крепкие напитки — черта, которая вызывает у меня восхищение и зависть.

— Может быть, мы еще найдем здесь кого-то, кто сможет нам помочь, — говорит госпожа Пашири, забирая бокал тонкой, натруженной рукой.

Я думаю о гостях наверху и начинаю в уме перебирать своих знакомых.

Вдруг от главной двери доносится какой-то шум. Нисса подскакивает. Чандра с любопытством смотрит на происходящее. С нашего места во дворике я вижу, как в дверь врывается шумная толпа эфиридов. Над головами они несут кресло, в котором восседает еще один эфирид, стремительно распадающийся. От него исходит яркий, предсмертный свет. Кожа распадается, и сейчас он уже больше напоминает дымный контур, чем фигуру. Жалкое зрелище. Я отворачиваюсь.

— Моя предпоследняя вечеринка, — радостно кричит умирающий.

Пестрая толпа поднимает кресло и тащит живую развалину вверх по лестнице, на крышу.

Чандра изумленно смотрит на меня.

— Ты знаешь, кто это?

— Нет, и не хочу знать, — отвечаю я, подцепляя кусочек кожи на запястье, где я прикрыл его браслетом. Струйка дыма поднимается в воздух. Зрелище собственного умирания вызывает у меня злобу.

Чандра решительно встает, упершись руками в стол.

— Что ж... Пойду, поспрашиваю людей. Нисса?..

— Я в порядке, — мягко отвечает эльфийка. От ее холодной энергии исходит горечь беспокойства. Она не в порядке, так что я решаю вмешаться.

— Нисса, верно? Прошу, пойдем со мной, ты должна рассказать мне, откуда у тебя этот наряд!

IV

Мы поднимаемся по лестнице, пока не оказываемся на этаже под крышей. Мы с Ниссой выходим на балкон. Что я за хозяин, если на моей вечеринке не нравится гостю?..

— Такое ощущение, что ты хочешь сбежать, — замечаю я.

Эльфийка скрещивает руки на груди.

— Я в порядке, — отвечает она. Это неправда, но на этот раз любопытство берет над ней верх. — Что такое «предпоследняя вечеринка»?

— Последнее, что делает эфирид — умирает. А предпоследнее — устраивает вечеринку, на которую обязательно должны прийти все приглашенные. Если у кого-то недостаточно друзей, он заявляется на чужой праздник, — я киваю головой на крышу, где играет музыка и шумно веселится умирающий эфирид. — К сожалению, двери моего дома для этого доходяги открыты.

Эльфийка не отвечает. Она неразговорчива, но ее энергия очень легко читается.

— Скажи мне. По шкале от одного до мучительной смерти, насколько ты ненавидишь вечеринки? Только честно.

— На восемь. Или девять. Сколько баллов дают за балота, который отгрызает мне ногу?

Я издаю неразборчивый звук.

— Так плохо, да?

Ее невероятные глаза затуманиваются. Она что-то вспоминает, и в ее ауре появляются горьковато-сладкие нотки.

— У нас дома тоже бывали праздники.

Я тихо наполняю ее стакан.

— И что же вы делали?

— Собирались вместе, беседовали. Иногда отправлялись в какое-нибудь особенное место.

— Ты все еще бываешь в тех местах?

Нисса молчит. Я понимаю, что тех мест больше нет.

— Что ж... Что я могу сделать, чтобы на моей вечеринке тебе стало полегче?

— Мы можем посидеть где-нибудь отдельно от других?

— Дорогая, с тобой я готов пойти хоть на край города. Но только как друг. И если ты хорошо попросишь. И если не будет дождя.

Эльфийка улыбается. Я чувствую, как она слегка расслабляется. Сверху начинает звучать другая песня, и ее энергия течет быстрее. Как мило. Ей нравится музыка. Кусочек кожи превращается в дым у меня на затылке, но я не обращаю внимания.

— Поднимемся на крышу. Держись рядом со мной: наблюдать за людьми — изысканное удовольствие.

Я чувствую одобрение Ниссы и ловко прокладываю нам путь через толпу. По пути наверх я успеваю поздороваться с новоприбывшими и предложить салфетку гостю с крошками от самсы на лице. Вечеринка естественным образом подошла к этапу затишья, и гости мило беседуют друг с другом. Вместе с эльфийкой мы доходим до края навеса, где стратегически расставленными горшками с растениями отгорожен закуток.

Мы садимся, и ко мне подходит слуга. Он протягивает мне флакон с ароматным маслом, и забрав его, я говорю слуге на ухо: «Вели убавить громкость на пангармониконе и ставить для нашей гостьи медленную музыку». Поистине, нет большего сокровища, чем расторопный слуга.

— Не сочти за нахальство, но ты не похожа на городскую девушку, — вежливо говорю я Ниссе. Эльфийка слегка улыбается. Я откидываюсь на спинку дивана. — Ты раньше не встречала эфиридов, верно?

— Нет. Расскажи мне о вашем роде, — с искренним любопытством просит она.

Это самая активная слушательница из всех слушательниц, за которыми я активно наблюдал. От ее взгляда становится немного не по себе.

— Мы — разумный побочный продукт эфирного цикла. Наши династии контролируют области, где мы появляемся на свет, и берут под свое крыло молодежь. Мы появляемся уже полностью сформировавшимися, а продолжительность нашей жизни разнится от четырех недель до четырех лет.

— Чем-то похоже на элементалей, которые мне встречались, — нахмурилась Нисса.

— Значит, тебе встречалось больше, чем мне. Я лишь знаю, кто такой я.

— Я не понимаю.

— Не понимаешь что?

Она делает какой-то жест, но его значение мне неизвестно.

Я чувствую себя немного неловко.

— Что-то не так?

Она снова пытается сделать какой-то жест, потом останавливается и думает над своими словами. Наконец, она произносит фразу:

— Я не понимаю, как создание природы может быть родом из города.

— Мы и есть город. Я создан из эфира и однажды вернусь в эфир. Природа окружает нас, просто она выглядит не так, как ты привыкла.

Нисса издает странный звук. Очевидно, она не думала об этом с такой точки зрения.

В разговоре наступает пауза, и за это время я безмолвно указываю заблудившемуся гостю дорогу к уборной.

Мы молчим. Я вижу, как Нисса закрывает глаза. Что она делает? На ее лице появляется удивленное выражение. Она вслушивается во что-то, ее уши подрагивают. Она слышит что-то, что не слышу я? Уголок ее рта поднимается в улыбке.

— Я это чувствую, Этот мир структурирован. Он цикличен.

Каким-то образом эта эльфийка почувствовала природу моего мира.

Я откидываюсь на спинку и расслабляюсь.

— Великий Канал присутствует повсюду, даже здесь, в Гирапуре. Наша раса — доказательство тому. Дикой природе нет дела до того, что город перенаселен. Ее ритм остается прежним.

Нисса улыбается — широко, искренне.

Я беру стоящий рядом кувшин.

— Еще?

— Да, пожалуйста, — автоматически отвечает Нисса.

Я наполняю ее стакан. Может быть, она не хочет что-то мне рассказывать, но я чувствую, как ее распирает от любопытства. Сегодняшний вечер может оказаться вечером открытий.

V

Снизу доносится какой-то шум, и я встаю. Поставив стакан, Нисса вопросительно глядит на меня своими бездонными глазами. С возрастом мои чувства обострились, и я уже знаю, что не так, и где.

Я заставляю себя не бежать по лестнице (от излишних усилий мы распадаемся быстрее) и целенаправленно направляюсь в уборную этажом ниже. Гости расступаются, позволяя мне пройти, и я замечаю, что за мной идут и Нисса, и Чандра.

В конце зала, перед входом в уборную, стоит грозный боец Консульства. Дверь в уборную заперта, и он, очевидно, намеревается выломать ее. Блюститель высок, ростом он почти с дерево в горшке у двери. Его одежда старая, но на ней новые швы. Видно, что этому человеку нередко приходится решать проблемы силой. Висящее на поясе оружие не подходит для уличных патрулей, а звон ключей по металлу доспехов выдает его должность. Тюремщик.

Я делаю Чандре с Ниссой знак спрятаться за углом и один подхожу к человеку.

— Я могу вам помочь, господин?

Блюститель отпускает дверную ручку и смеряет меня глазами.

— За этой дверью заперся находящийся в розыске преступник. Он пойдет со мной, что бы ты по этому поводу ни думал.

— Значит, вы явились на мой праздник — в мой дом — без приглашения?

Блюститель делает шаг в мою сторону и смотрит на меня сверху вниз.

— Хочешь, чтобы твою вечеринку разогнали за недопустимый уровень шума?

— Нет...

— Тогда не лезь в официальные дела Консульства.

Я нисколько не сомневаюсь, что блюститель может прервать мой праздник, просто чтобы добраться до того, кто за этой дверью. Консульство мелочно. Терпеть не могу мелочность.

Я поворачиваюсь к этому борову спиной и нахожу Чандру и Ниссу. Это затруднение можно легко решить. Девушки крепко сложены, они умеют драться... а взамен я могу им кое-то предложить.

— Я дам вам информацию, если вы мне поможете.

— Что тебе нужно? — мягко спрашивает Нисса.

— Нисса, будь добра, проводи незваного гостя наружу.

Эльфийка улыбается.

— С удовольствием, — спокойно говорит она.

Она поднимает руку, и мягкое сияние загорается в бездонных глазах.

Что-то в моей груди поет, но эта песня не для меня. Разум подсказывает мне не обращать внимание на странное гудение, что доносится издали. Я поворачиваюсь к Чандре.

— Чандра, мне нужно, чтобы ты выломала дверь, когда он уйдет.

Дочка Пии Налаар смотрит на меня с неподдельным удивлением.

— Серьезно? — спрашивает она меня необычно тихим голосом.

— Да, серьезно. Я слабею, мне самому этого уже не сделать. Ты справишься, дорогая?

Единственный ответ Чандры — сдавленный смешок. Тревожно. Не такого звука ожидаешь услышать от юной человеческой девушки.

Из-за угла раздается грохот. Я выглядываю — и не могу сдержать удивленного возгласа. Растение у двери обмоталось вокруг ноги блюстителя, и тот ошеломленно растянулся на полу. Наверное, лучше... не думать о том, как именно это произошло. Впрочем, у меня нет на это времени. Я выхожу из-за угла и наклоняюсь прямо к лицу лежащего человека.

— Скажи мне, — шепчу я. — Пия Налаар. В какой ее держат тюрьме?

Блюститель стонет. Кажется, падая, он выбил зуб. Не имеет значения. Ему не нужно говорить, чтобы рассказать мне, где она. Я открываю свои чувства и быстро говорю:

— Тюрьма Кохали?

Человек стонет, от его энергии разит раздражением.

— Колония Гупа?

Нетерпеливость.

— Тюрьма Данд?

Пряные, соленые нотки тревоги, перерастающей в панику, когда он встречается со мной глазами. Если бы я не умел читать энергию, я бы ни за что не смог увидеть ответ по его лицу. Он хорош. Я похлопываю человека по голове.

— Спасибо за сотрудничество.

Я поворачиваюсь к эльфийке.

— Нисса, прошу, продолжай.

Она подходит и, с легкостью взвалив человека на плечо, как ни в чем не бывало выносит его прочь. Потрясающе.

— Какую часть этого здания ты хотел бы сохранить? — прерывает мои размышления Чандра, опуская защитные очки.

— В идеале — всю, кроме этой конкретной двери.

Чандра кивает, улыбается от уха до уха и за одно мгновение расплавляет замок, приложив к металлу раскаленный добела палец. Я качаю головой. Люди и их салонные фокусы...

Чандра заканчивает, а я чувствую у себя за спиной Ниссу. Из щели между дверью и стеной доносится вонь — слишком много ароматного масла.

— Всех, у кого есть легкие, я прошу вернуться на вечеринку, — объявляю я собравшимся зевакам и поворачиваюсь к гостьям. К ним присоединилась и госпожа Пашири. Она выглядит обеспокоенной. Я подхожу ближе к ним.

— Пию держат в тюрьме Данд, — говорю я шепотом.

Госпожа Пашири ахает от ужаса.

— Нет, нет, — говорит она, — пожалуйста, скажи, что он соврал.

Я качаю головой. Госпожа Пашири поворачивается к Чандре:

— Это ставка Бараля.

Температура воздуха вокруг немедленно увеличивается.

— Нам надо идти, — сквозь стиснутые зубы говорит Чандра. Госпожа Пашири кивает, и они отправляются к лестнице. Нисса задерживается и смотрит на меня.

— Благодарю за разговор, Яхенни.

Я киваю.

— Не стоит благодарности, дорогая. Если через месяц у тебя будет время, заходи. Я устраиваю самую роскошную вечеринку в своей жизни. Даже ты пожалеешь, если ее пропустишь.

Она улыбается и устремляется догонять спутниц.

VI

Я открываю лишившуюся замка дверь, и на меня обрушивается волна невыносимого запаха благовоний. Прикрыв дверь, я поворачиваюсь и смотрю на того, кто решил здесь запереться. Я уже ощущал его страх, отчаяние попавшего в ловушку, и вот он — источник этих чувств. У дальней стены уборной, прислонившись к ней спиной, сидит на полу тот самый умирающий эфирид. У него почти не осталось кожи, и синее сияние его сущности причудливо перемешивается с проходящим через окно светом закатного солнца. У его ног разбросаны пустые флаконы благовоний.

— Разве можно так жадничать, забирая все себе? — говорю я шутливым тоном. Я понимаю, что моя колкость сейчас — как целебная повязка на кровоточащую, зияющую рану.

— У меня осталось где-то с минуту, — хрипит он. — За мной гнался этот тип из Консульства, а я не хотел уходить на глазах у всех.

— Ты что, из тюрьмы сбежал? — спрашиваю я, намечая на его ноге сломанный сторожевой браслет. Эфирид лишь стонет.

Я сажусь рядом с ним. Я знаю, что в такой момент не хотел бы быть один.

— Наверху кто-нибудь знает твое имя? — спрашиваю я.

— Нет. Они просто пришли на вечеринку.

— Это единственная причина, по которой мы все здесь, дорогой.

Я вдыхаю струи ароматов, поднимающиеся в воздух. Эфирид постепенно распадается, и его энергия перемешивается с разлитым ароматным маслом. Я не раз видел последние мгновения своих собратьев, и почти всегда они были наполнены атмосферой триумфа. Они сражались, пихались, пробивали себе путь, купались в славе жизни, а теперь подошли к финишной черте.

Я беру эфирида за то, что осталось от его руки.

Я чувствую, как его энергия пульсирует под моей ладонью.

— У тебя был хороший полет?

Эфирид поворачивает ко мне голову и смеряет взглядом. Он напрягается, пытается говорить, но у него выходит только одна фраза:

— Можешь не сомневаться.

Меня охватывает зависть. У меня осталось так мало времени... Моя жизнь, жизнь эфирида, все жизни нашего рода подчинены одной цели — попытаться уместить как можно больше впечатлений в смехотворно короткий отрезок времени. Мы так быстро сгораем... это просто нечестно.

И нечестно то, что я — следующий.

Эфирид дергается, от него идет черный дым. Кожа распадается, и сдерживаемый эфир вырывается на свободу, тонким слоем повисая под потолком.

Некоторое время я молча сижу в эфирной дымке. Очень красиво.

Потом я встаю и открываю окно. Запахи благовоний и энергия текут наружу, в мир, в Великий Канал. Я поворачиваюсь к оставшейся на полу груде одежды и собираю ее вместе с украшениями и личными вещами. Кошель для монет, часы, стопка документов Консульства. Я пробегаю их глазами. Беднягу поймали на мелкой краже. Его вообще не должны были сажать в тюрьму.

Я в ярости комкаю бумаги. Консульские твари только приближают нашу смерть.

Я раскладываю украшения незнакомца и примеряю один из его браслетов, и вдруг мне приходит в голову неожиданная мысль.

Что, если уйти с вечеринки и отправиться в город? Что, если выследить ублюдка из Консульства, задержавшего этого эфирида, и воздать ему по заслугам? Однажды — совершенно случайно — я уже вытягивал сущность. Это невероятные ощущения. Я могу повторить. Могу повторить и сотню раз, если кто-то этого заслуживает.

Я смотрю, как тоненькая струйка дыма тянется от моей кожи в открытое окно.

Я думаю о блюстителе Консульства, без сознания валяющемся на улице у моего дома.

Он проведет там еще несколько часов.

Я могу ускользнуть на пару минут.

Никто не заметит.

Нет. Время для этого еще придет. Когда это я буду лежать на полу уборной, окруженный пустыми флаконам благовоний и расползающийся по швам... может быть, тогда я это сделаю.

А на оставшееся время у меня другие планы.

Я беру флакон, в котором еще осталось ароматное масло, и натираю себе кожу. Масло пропитано эфиром, его аромат — живой, решительный кедр. Меня заполняет энергия, на шее сверкает новое украшение, а с крыши доносится шум моего праздника.

Я взбегаю по лестнице наверх и появляюсь на крыше. Солнце уже скрылось за горизонтом, и зажглись фонари на филигранных опорах. Толпа расступается, уважая мое положение на созданном мною же празднике, а пангармоникон замолкает. Я целеустремленно иду к главному навесу, подняв руки. Гости затихают и поворачивают ко мне головы.

— Отметьте в своих календарях день через месяц, достопочтенные гости и никчемный сброд! — кричу я.

Друзья и знакомые взрываются возгласами одобрения. Они — как я. Наслаждаются высоким положением и отсутствием преград.

— После окончания Ярмарки Изобретателей я устраиваю главную вечеринку в жизни. Ожидаю, что каждый из вас почтит меня визитом, и вы всем расскажете, что только глупец откажется прийти.

Гости аплодируют. Я чувствую, что могу прожить еще лет десять.

— Но довольно слов. Вам уже наскучило слушать разговоры обо мне, верно?

— Конечно, нет! — кричат гости.

— Что ж, очень жаль! Потому что мне надоело болтать! Сделайте музыку громче, танцуйте, и, кто-нибудь, откройте еще бочонок для всех, у кого есть печень!

Толпа сходит с ума. Всеобщий экстаз проходит через меня, и я теряюсь в его потоке. Я бросаюсь в танцующую толпу, попадаю в струю распыленного кем-то в воздухе эфирного масла. Музыка становится громче, ритм песни управляет движениями тел вокруг, и все кажется живым. Сияние эфиридов отражается на мокрых от пота телах, тонкие струйки эфира растворяются в ночном воздухе, и я живу, я живу, я живу, и в этот бесконечный момент я тону в упоении жизни.

Сюжет выпуска «Каладеш»
Описание planeswalker-а: Чандра Налаар
Описание planeswalker-а: Нисса Ревейн
Описание мира: Каладеш