Бабушка Ясва была грозной женщиной, и когда-то ее называли Когтем Дракона клана Темур. Теперь Владычица Драконов запретила употреблять этот титул, и племена Атарки называли Ясву Первой Матерью. Пожилая женщина стояла среди скопления камней, у теплого еще трупа дракона. Но вместо того чтобы осматривать тушу, она склонилась над молодым человеком, плечо которого было распорото драконьим когтем. Из раны сочилась кровь, стекая на блестящую метку призрачного пламени — та шла по всему плечу и вниз, на грудь.

— Ты скрывал от нас свою магию, Тэ Цзинь. Если драконы узнают, что мы дали приют воину призрачного пламени, мы обречены. Расскажи мне правду, иначе придется убить тебя.

Найва подозревала, что с мечом призрачного пламени в руках Тэ Цзинь, способный призвать это оружие, пользуясь запретной джескайской магией, сможет дать бой и бабушке, а может, и всему их охотничьему отряду, но юноша лишь встал на колени и смиренно склонил голову. Он не угрожал. Не стал бахвалиться. Но и не дрожал от страха. Он не боялся ни Ясву, ни саму смерть.

Моя мать была писцом, служила Шу Юню до падения. Она пережила устроенную Оджутаем чистку и решила посвятить остаток жизни сохранению истории и знаний об обычаях джескайцев, спасая все, что могла. Кое-кто из странников и разведчиков сумел сбежать и скрыться в горах. Эти люди — последние хранители нашей старинной мудрости. Мать отправила меня в дикие земли учиться у того, кто стал моим наставником. Это он послал меня, чтобы я отыскал тебя. И он же обучил искусству клинка призрачного пламени, чтобы этот секрет не утратился.

— То, что ты воин призрачного пламени, стало неприятным сюрпризом, — сказала бабушка. — Это какая-то ловушка, которую устроил Оджутай? Именно такой трюк подлый и беспринципный противник мог использовать, чтобы выманить добычу из укрытия. Сейчас его добыча — я и то, что, как он полагает, мне известно.

— Моему наставнику послал видение дракон-дух.

— Уджин мертв, — Найва раздраженно подумала, что устала повторять одно и то же. — Разве это не так, бабушка?

— Продолжай, Тэ Цзинь, — бабушка подняла руку, приказывая Найве помолчать.

Охотница стиснула зубы. То, с какой небрежностью ей дали понять, что ее слова ничего не значат, ей совсем не понравилось. Тэ Цзинь даже не посмотрел на нее, когда отвечал.

— Да, Уджин мертв, но наставник все равно получил ниспосланное им видение. Дракон-дух сказал, что пора поделиться историей, которую из поколения в поколение передавали наши джескайские предки.

— Историей, которую я впервые слышу, и даже не подозревала о ее существовании, — недовольно проворчала бабушка. — Шу Юнь обожал свои тайны...

— Он такой не один, — проговорила Найва, хоть и понимая, как неуважительно и по-детски это прозвучало.

Байшья неодобрительно шикнула и пихнула ее локтем.

Бабушка продолжала говорить, словно и не заметив, что ее перебили:

— ...так что неудивительно, что он скрыл от нас историю Уджина.

— Судьба пути Джеская висит на волоске. Наставник говорит, что если эту историю узнает больше людей, то о ней вряд ли забудут.

— А зачем ее помнить? — требовательно спросила Найва. — Теперь нами правят драконы. Старые обычаи — лишь труп, оставленный на пожирание падальщикам.

— Потеряв прошлое, мы утратим самих себя, — сурово прервала ее бабушка. Она провела рукой по плащу, сделанному из шкуры ее любимого анчина, и собиралась еще что-то сказать, но тут их позвал Фек.

Старый орк забрался на плоский валун, и сейчас, когда гасли последние лучи дневного света, на фоне закатного неба был виден его темный силуэт. Над головой загорались звезды, но Фек смотрел на горизонт, где звезд не было. Орк запрокинул голову и сделал глубокий вдох.

— Надвигается буря, — сказал он.

На севере, над суровым пограничьем, которое Атарка считала пределом своих охотничьих угодий, собирались грозные тучи. В вышине сверкали зарницы, отблески родившихся, чтобы тут же умереть, молний. Они были слишком далеко, чтобы услышать гром.

Остров | Иллюстрация: Florian de Gesincourt

— Это драконья буря, и она быстро приближается, — добавил Фек. — Я хорошо знаю этот запах и вкус.

Бабушка нахмурилась.

— Не нужно бы оставаться так близко к мертвым драконам, но нам не пережить драконью бурю в открытой тундре. А ночью будет еще опаснее. Так что укроемся среди камней и подождем, пока она пройдет. В убежище я осмотрю рану юноши. Идти сможешь?

Тэ Цзинь еще не успел ответить, как вмешался Фек:

— Ты уже потратила много сил на его исцеление, Первая Мать. Еще немного, и ты навредишь сама себе.

— Я могу идти, — Тэ Цзинь поднялся на ноги, стиснув зубы. Найва шагнула было к нему, чтобы помочь, но он отмахнулся, а Байшья придержала сестру за локоть — словно думала, что сестра не уловит намека.

Маттаку, Ойяну и молчаливому аиноку Дарке бабушка приказала сторожить замаскированный вход в каменное укрытие. Остальные, низко пригнувшись, пробирались вперед по низкому коридору, из которого отходило несколько дымоходов. В него не пролез бы ни один дракон, а дымоходы рассеивали огненное дыхание, прежде чем оно доходило до центрального помещения. Глубоко в каменных недрах Рахан разжег огонь. В его тусклом свете бабушка осмотрела рану.

— Она неглубокая и затянется сама. Девочки, охраняйте нашего гостя.

— Куда ты? — спросила Байшья.

— Нам с Феком представилась редкая возможность вырезать у дракона печень и сердца, раз уж у него все равно вспорото брюхо. Атарка ничего не узнает.

— Тебе помочь, бабушка? — спросила Байшья одновременно с Найвой, воскликнувшей: — Я хочу посмотреть на внутренности дракона!

— Только не сегодня, когда надвигается драконья буря. Оставайтесь здесь, в укрытии.

— Да, бабушка, — послушно согласилась Байшья.

Найва с мрачным лицом недовольно выдохнула. Она бы высказала все, что думает, но не хотела делать этого при чужаке.

Бабушка ущипнула ее за щеку. У нее была тяжелая рука, и щипок получился болезненным, но этот жест служил выражением любви.

— Займись порезом юноши, Найва.

Фек и бабушка вышли; остались Рахан и Сорья, вымачивавшие полоски сушеного мяса из сухого пайка в закипевшей воде. Байшья вопросительно посмотрела на Найву, словно хотела спросить: «Какая муха тебя укусила?». Найва отвернулась. Тэ Цзинь уселся на землю, стер капли крови с лица.

— Больно? — спросила его Найва.

— Я не обращаю внимания.

Байшья налила в небольшой медный горшок настой лепестков цветка «Сердце земли» и поставила на огонь греться. Намочив в настое тряпицу, она выжала ее и протянула сестре. Найва взяла ее в руки, но заколебалась. Голая кожа Тэ Цзиня блестела в свете костра. От одной мысли о том, чтобы прикоснуться к нему, пусть даже тканью, у охотницы перехватывало дыхание, словно она попала в бурю бьющихся крыльев.

Тэ Цзинь поймал ее взгляд и кивнул, показывая, что примет ее заботу. Слегка поморщившись, он стянул разорванную рубаху, обнажив золотисто-коричневую кожу и тугие мускулы на плечах и груди.

Найва прочистила горло, заметив, конечно же, что Бай смотрит на нее с насмешливым интересом в глазах. Можно подумать, сестра на ее месте не ощущала бы неловкости! Впрочем, Найва вдруг поняла, что они с сестрой никогда не болтали о юношах и не обсуждали, кто кого находит привлекательным. Бай занялась рубахой: она отстирывала с нее кровь в вырезанной в камне лохани. То, что близняшку совершенно не заинтересовал прекрасно сложенный торс чужака, придало Найве уверенности.

Сжав губы, она осторожно смыла кровь с неглубокой раны по всей ее длине, заходя и на блестящую отметину. Юноша ни разу не сбился с дыхания, но Найва заметила, что один или два раза он моргнул. Через некоторое время она отдала окровавленную тряпицу Байшье, а на рану выжала сок свежесорванных листьев.

— Что это за трава? В наших горах такой нет.

— Мы называем ее всецелебной, потому что она не дает ранам загноиться и помогает от ушибов, — ответила охотница и задала свой вопрос: — Сколько тебе было лет, когда мать отправила тебя в путь?

— Двенадцать.

— И с тех пор ты ее не видел?

— Нет.

— Ты по ней скучаешь?

На его лице отразилась боль, и Найва подумала, что надо было лучше спросить о чем-то веселом, чтобы он улыбнулся.

— Конечно, я по ней скучаю. Это воспитанная женщина с отличным образованием. Как я уже сказал, она была писцом — одной из немногих служивших Шу Юню, кому удалось пережить падение ханов. Она всегда знала, что ее долг — отправить меня в дикие земли. А что вы?

— Наша мать мертва. Атарка убила ее, потому что та была шепчущей.

— Шепчущей? Ты уже использовала это слово. Я его не знаю.

— Это шаманы, как у твоего народа, — Байшья в очередной раз пихнула Найву локтем под ребра, напоминая, что секрет шепота — безмолвного разговора с разумом других шаманов, — был известен только Темурам. Найва знала об этом умении не понаслышке: раньше у близняшек все было общим, даже мысли. Но сейчас, очевидно, это было уже не так.

Тэ Цзинь переводил взгляд с одной сестры на другую, читая что-то в их лицах.

— Я знаю, что драконы боятся нашей магии. Они боятся всего, что, по их мнению, не могут контролировать, или того, что им не принадлежит.

— Стоит ли оно того? — спросила Найва, и в ее голосе невольно прозвучала нотка горечи.

— Что ты имеешь в виду?

— Потерять мать, как ты и я. Потерять хоть кого-то — только ради того чтобы сохранить старые традиции. Теперь нами правят драконы. Может, лучше просто отказаться от того, что они запрещают?

— Лучше для кого? Для владык драконов — несомненно. Но как же уважение и долг, который остается у нас перед предками?

— Может, стоит оставить в покое мертвецов и подумать о том, как выживать и охотиться прямо сегодня?

Тэ Цзинь бросил на охотницу косой взгляд и, нахмурившись, покачал головой. Она разочаровала его — и теперь уставилась в землю, чтобы спрятать досаду. Ей так хотелось ему понравиться — а теперь она не знала, что сказать.

— Ты думаешь, было бы лучше позволить владычице драконов Атарке убить вместе с твоей матерью и сестру? — ледяным тоном спросил он. — Ты этого хотела бы?

— Конечно, нет! Я просто хотела сказать, что все умирают. Может, мы слишком сильно стремимся сохранить старые традиции, которые со временем все равно умрут сами по себе, ведь это естественно, — проговорила Найва.

— Что же естественного в их смерти? — спокойно спросил Тэ Цзинь. — Старые традиции, как ты называешь их, умирают не от возраста и не потому, что их забывают последователи. Драконы специально охотятся за ними и выжигают их кусочек за кусочком, воспоминание за воспоминанием. Поддерживая в них жизнь, мы противостоим драконам, отказываясь признать поражение. Может быть, это не так много. Может, все это не будет иметь значения, когда сменится несколько поколений. Но может, и будет. Только для этого надо, чтобы хоть что-то осталось — пусть маленькое, пусть незначительное. И поэтому мать отправила меня в дикие земли.

Байшья присела рядом с Тэ Цзинем с другой стороны, протягивая ему иголку с ниткой.

— Я понимаю, Тэ Цзинь. Я иду по такому же пути. То, в чем мы поддерживаем жизнь, связывает нас с прошлым. Будущее может быть каким угодно. Неужели ты хочешь, чтобы только владыки драконов решали, каким оно станет, Най?

— Конечно, не хочу. Я совсем не это имела в виду!

Но она понимала, что в каком-то смысле она имела в виду именно это. Как мерзко было осознавать, что ее выставили неправой!

Тэ Цзинь потянулся за иглой. Движение руки и плеча заставило его поморщиться. Найва наклонилась вперед и забрала иглу у него из пальцев.

— Дай ране затянуться. Я заштопаю тебе рубаху.

— У нас много общего, — сказал Тэ Цзинь Байшье. Они начали осторожно обсуждать то, чему их учили — хотя было ясно, что оба говорят полунамеками, не желая раскрывать секреты своих тайных дисциплин. И тем более в присутствии кого-то, кто не принадлежал к шаманам!

Найве нравилось мастерство охоты — с ним все было просто и понятно. Охотнику нужны навыки и опыт, но цель при этом ясна, а результат очевиден. Всем нужно есть. Тот, кто умеет добывать дичь, может кормить других, а значит, становится ценным членом племени. Но она не знала, что сказать, когда Байшья и Тэ Цзинь погрузились в разговоры о магии, в которой она ничего не понимала и даже не питала надежды понять.

Это незнание терзало ее... ей казалось, что крысы грызут ее нутро. Крепко сжав губы, она начала зашивать рубаху. Если она займет руки работой, то ей будет не до того, чтобы обижаться на сестру. В убежище было тихо — лишь потрескивал костер да булькала похлебка в котелке. Сорья и Рахан таскали воду из реки в резервуар, вырезанный в камне у дальней стены убежища, стараясь делать все осторожно и незаметно.

У тебя хорошо получается шить, Найва, — сказал вдруг Тэ Цзинь.

От костра веяло жаром. Ее щеки горели.

— Каждый охотник умеет починить любой предмет из своего снаряжения, — она провела рукой по одежде юноши. Ткань была такой гладкой и тонкой, какой она никогда не видела в жизни. — Из чего она сделана? Мы используем шкуры и мех.

— Ты никогда не носила шерсть?

— Такую тонкую — нет. Кое у кого из старейшин есть шерстяные плащи — им уже тяжело согреться, и плащами они накрываются на ночь. Но сами мы такие плащи не делаем. Их продает нам ваш народ и Дромока.

— Это козья шерсть.

— Козья? То есть, горных козлов?

— Нет, это другие козы. Домашние — они поменьше и живут среди людей. Очень выносливые создания, так что в горах, откуда я прибыл, для них раздолье.

Гора | Иллюстрация: Florian de Gesincourt

— А те горы отличаются от наших?

Он ухмыльнулся.

— Откуда мне знать? В ваших горах я не бывал.

— Как ты сюда попал? То есть, откуда ты узнал дорогу? За тобой все время гнался дракон? Или он напал на тебя уже потом?

— С ответами на эти вопросы придется подождать, — сказала, проходя в помещение, бабушка.

Она подошла, опираясь на копье — казалось, у нее совсем не осталось сил. Девочки тут же вскочили, чтобы с двух сторон подхватить ее под руки, усадили на плащ из шкуры анчина. Ясва с усталым вздохом прислонилась к камню.

— Где Фек? — спросила Найва.

Прячет мешки с потрохами в реке, чтобы скрыть запах. Старые мои кости... — она закрыла глаза. На какое-то мгновение Найва с ужасом подумала, что бабушка потеряла сознание, но она просто отдыхала.

После долгого молчания Ясва обратилась, наконец, к юноше своим обычным вежливым тоном.

— Твоя история не закончена. Я хочу дослушать.

Он натянул заштопанную рубаху. Жарко горел костер, и от мокрых пятен, оставшихся там, где Байшья застирала кровь, шел пар. Снаружи усиливался ветер; он шумел, жалобно завывал в тоннеле у входа. Дым поднимался к щелям в каменном потолке и, когда Тэ Цзинь заговорил, Найве почудилось, будто дымные струйки закружились, заплясали в такт его словам, словно складываясь в картину. Голоса и слова несли в себе магию, позволявшую слушателям своими глазами увидеть то, свидетелями чего они быть не могли.


Ночь была мучительной — я корчился от боли, и меня бросало то в жар, то в холод, но все же яд постепенно вышел из моего тела. Теперь мне не казалось удивительным, что к останкам нашей сестры Мерревии Саль на воротах присоединились еще четыре драконьих черепа. Людям нужно было только ранить врага, а потом идти по следам слабеющего дракона.

Но я был крепче, чем предшественники — а может быть, мне просто повезло, и стрела едва оцарапала меня, так что яд не сумел добраться до сердец. К рассвету я еще с трудом двигался, но уже мог без боли выпускать и втягивать коготь, хотя саму лапу почти не чувствовал.

Внизу всю ночь пылали костры дозорных. Издалека доносился шум бурной деятельности; мы словно разворошили муравейник. Когда начало светать, костры потушили. Пронзительно, нетерпеливо зазвучали рога. Никол всю ночь провел на вершине горы, молча размышляя о чем-то. При звуках рога он тихо усмехнулся, словно находя все это чрезвычайно забавным. Мне же было вовсе не весело.

— Надо улетать, — сказал я. — Они нас не боятся.

— Скоро научатся бояться, — Никол изогнул шею, глядя вниз, на подножие горы. Струйки пламени с шипением вырвались у него из ноздрей. — Как странно. К нам поднимается одинокий путник. Что за слабый человечишка осмелился на такое?

Иллюстрация: Yongjae Choi

— Может быть, это ловушка?

Преисполнившись любопытства, я вылетел из тени, чтобы присоединиться к брату. Восходящее солнце слепило мне глаза. Небольшая фигурка упорно двигалась вверх, находя дорогу среди каменных завалов, оставшихся после древнего извержения. Приближаясь, двуногая весело помахала нам и продолжила путь с удивительно расслабленной ухмылкой на лице.

— Не спеши ее жечь, — прошептал я, когда Никол поднял голову и подался вперед, словно намереваясь наброситься на смелую двуногую.

— Жечь — это так грубо, Уджин. Я работаю над более изящными методами. Да и в любом случае, мне кажется, это вовсе не настоящий человек.

— Братья! Приветствую вас, — прокричала нам двуногая. — Я не ожидал встретить вас здесь. Это место стало опасным для таких, как мы.

— Хромиум Руэлл? — подался я назад от удивления.

Никол, раздраженно фыркнув, уселся на задние лапы.

— Как ты это делаешь?

— Что делаю? — спросила двуногая, которая выглядела точь-в-точь как беременная самка человека, но глаза ее сияли, подобно сапфирам, сверкая драконьим могуществом.

— Так убедительно изображаешь человека, — прищурившись, Никол понюхал воздух. — Ты даже пахнешь, как один из них. Прогорклой легковерностью.

— Этому трюку я научился сам, чтобы свободно ходить среди людей.

Никол взглянул на меня, чтобы посмотреть, как я отреагирую на это невероятное заявление.

— И что же тебе удалось узнать, брат? — спросил я.

— Люди — удивительные создания, и о них так много можно узнать! С чего мне начать?

— Начни с тех, кто живет здесь, в тени горы нашего рождения, — сказал Никол.

Человеческое лицо носит выражения, как одежду, по желанию меняя эмоции. Нахмурившись, Руэлл покачал человеческой головой и сложил ладони.

— Эти люди — убийцы драконов. Их вождь — старик, в юности ходивший на дракона, и он до сих пор разглагольствует об этом, восседая на троне из драконьих костей. Он заявил, что любой, кто убьет дракона, присоединится к его наследникам.

— Наследникам?

— Тем, кто может надеяться стать вождем после его смерти.

Никол издал низкий рык, как будто этот ответ разозлил его.

— Понимаю. Очень удобно.

Я хотел спросить, почему он считает это удобным, но Хромиум Руэлл уже продолжал.

— Но это не все. Вождь говорит, что милость богов возвысила его над низкородными подданными. Те, кого коснется кровь дракона, кто выпьет ее или съест, считаются святыми и живут в блаженстве и изобилии, а менее удачливые служат им, как рабы.

Иллюстрация: Slawomir Maniak

Никол усмехнулся. Его коварная ухмылка беспокоила меня.

— Те, кто умнее или сильнее других, всегда будут выше, чем слабые и недалекие, верно? Это первые встреченные мною люди, которые не вызывают у меня отвращения своей слабостью и льстивым раболепием.

Из пасти у меня вырвался фонтан искр, и я резко повернулся к брату:

— Никол! Как ты можешь с таким одобрением говорить о людях, убивших нашу сестру? Я думал, что ты вернулся, чтобы отомстить за ее гибель.

— Значит, теперь ты одобряешь месть, Уджин? Мне казалось, тебе по нраву тоскливые медитации и унылое правление Аркадеса.

— Я не сделал ничего, чтобы заслужить твое презрение. И мне не нравится твой пренебрежительный тон. Особенно, если вспомнить, что я спас тебя от пасти Ваэвиктиса.

Я ждал злобного ответа, но вместо этого брат опустил голову между передних ног и полуприкрыл глаза. Другой, не зная его, мог бы подумать, что он отдыхает, нежится на солнце, утомившись от нашего разговора. Но я много раз видел, как Никол точно так же наблюдает за Аркадесом и людьми, и меня терзало какое-то мрачное предчувствие.

— Что же ты предложишь теперь, пожив среди людей и изучив их обычаи, брат наш Руэлл? — спросил он самым миролюбивым голосом.

— Я собираюсь поговорить с Аркадесом. Считаю, что мы должны уничтожить вождя, его наследников и послушников, сжечь все храмы и просолить землю. Но чтобы сделать это, понадобится помощь всех наших братьев и родственников.

— Таких разрушительных методов скорее ожидаешь от Ваэвиктиса, а вот на тебя и твою манеру отстраненно наблюдать за происходящим это совсем не похоже, брат, — сказал Никол, облизнувшись и искривив морду в ухмылке.

— Если ты пролетал над их землями, то должен понимать, о чем я говорю.

Мягким, притягательным голосом Никол проговорил:

— Брат Руэлл, не будем пока обрушивать на людей огонь с неба. Тебе ль не знать, что у них есть, чему научиться?

— Научиться? Первое, чему нужно научиться, — это избегать их! Когда пропали трое драконов, я прибыл сюда, желая разобраться, что происходит. Я своими глазами видел, как охотники вождя загнали и убили юного дракона — совсем недавно вышедшего из яйца и еще уязвимого. Стрелы их баллист пробивают чешую, а их колдуны накладывают чары на яд, делая его таким сильным, что он может отравить нашу плоть. Если они решат поделиться знаниями о том, как убивать нас, с другими двуногими прямоходящими, то всем нам грозит страшная опасность.

С сардонической усмешкой Никол выпустил из пасти струйку дыма.

— Так значит, ты не будешь против, если невинных тружеников мы будем убивать вместе с горделивыми правителями?

— Нет, я не это имел в виду. Мы отрубим чудовищу голову, и оно умрет. Уничтожим дом вождя, сожжем их храмы и заставим их убраться прочь от горы нашего рождения и костей наших собратьев. Вот я о чем.

— Так мы, скорее всего, убьем лишь самых слабых. Те же, кто умеет обращаться с оружием, смогут пробить себе путь через разрушения и обосноваться на новом месте. Разве не так?

— Мне все равно, где окажутся выжившие. Это разумные создания, и они могут сами распоряжаться своей судьбой — если откажутся от истребления драконов.

— Ты хочешь сказать, что люди могут убивать и пытать друг друга — главное, чтобы они не трогали драконов?

В человеческих глазах вспыхнуло раздраженное пламя, и на мгновение в них отразилась истинная сила Хромиума Руэлла.

— Ты искажаешь мои слова. Я наблюдаю. Я не вмешиваюсь в то, как они ведут себя друг с другом.

— Должен признаться, такая философия кажется мне немного лицемерной. Для них — один закон, для нас — другой.

— Никол прав, — сказал я поспешно, по глупости своей пытаясь их урезонить. — Но нам в любом случае надо посоветоваться с Аркадесом и решить, что делать.

Но вспышка ярости нашего старшего брата уже прорвалась наружу ослепительно ярким синим светом. Поднялся вихрь. Порыв ветра, ударив мне в грудь, отбросил назад. Когда слепящий глаза свет погас, над нами возвышался Хромиум Руэлл во всем его драконьем великолепии, сверкающий, словно залитое светом зеркало. Он широко раскинул крылья; солнце отражалось от его плоской морды, так что мне пришлось прищурить глаза, чтобы хоть что-то разглядеть.

Иллюстрация: Chase Stone

— Я вижу, что ты делаешь, Никол Болас. Ты искажаешь слова, придавая им ту форму, которую захочешь, а потом искажаешь снова, подгоняя под свои желания. Ты самый слабый из нас, упавший последним, даже не целый дракон, а только лишь половина, навеки связанный с Уджином. Никогда больше не пытайся бросить мне вызов, иначе пожалеешь.

Шумно взмахнув крыльями, он взлетел в воздух, поймал восходящий поток и быстро поднялся вверх по спирали — очень скоро даже наши острые глаза не могли уже его разглядеть.

Никол глубоко вздохнул, выдыхая раскаленный воздух.

— Зачем ты провоцировал его? — требовательно спросил я. — Ты ведь правда искажал его слова.

Ничего не отвечая, Никол продолжал смотреть в небо, направив взор на заливавшее синеву ярким светом солнце. Люди не могут долго смотреть на солнце, не боясь ослепнуть, но мы, драконы, можем глядеть на его сверкающее великолепие столько, сколько нам будет угодно. Как однажды сказала Те Чу Ки, все существа зависят от солнца, но драконы — единственные, кто могут, как солнце, гореть, не сжигая себя.

— Храмы, наследники и кровь, — пробормотал Никол. С задумчивым выражением на морде он наклонил голову и царапнул рогами скалу, чтобы оставить свою метку, знак своего присутствия высоко на камнях горы нашего рождения. Потом он поднялся на все четыре ноги.

— Ты видишь, Уджин? Наши враги идут. Так давай же спустимся и поприветствуем их.

Большой вооруженный отряд выходил из ворот самого большого поселения. Возглавляла его группа всадников в чешуйчатых доспехах, а за ними шестеро крепких юношей несли закрытый паланкин. Небольшую армию сопровождали мулы, тянувшие четыре установленные на лафетах баллисты. На стенах стояли сытые и хорошо одетые горожане, они кидали под ноги воинам цветочные венки. По сторонам дороги на коленях стояли совсем другие люди — худые, изможденные, одетые в лохмотья. Они, склонив головы, прикрывали руками глаза и нараспев повторяли слова благодарности: «Да защитят нас сильные» и «Кровь правит бескровными».

Распевая грубую строевую песню, гордые воины шагали по прорубленной в лесу дороге, ведущей к подножию горы. Там, на расчищенной вырубке внизу склона, бревенчатый частокол ограждал большую прямоугольную площадку, разделенную на три части. Баллисты установили перед частоколом. Остальная армия прошла во внешнюю часть огражденной площадки через резные ворота, выполненные в виде умирающего дракона. Там, на этом просторном плацу, пешие воины построились в шеренги и преклонили колени, руками закрывая лица. Всадники проехали дальше, через вторые ворота — более искусно сработанные, на которых был изображен человек, одетый в окровавленный доспех, держащий копье в одной руке и коготь дракона в другой. Здесь конюшие отвели лошадей в открытые стойла, а спешившиеся всадники вместе с паланкином прошли через третьи и последние ворота.

Оказавшись в третьей части площадки, они также встали на колени и покорно закрыли руками лица — все, кроме двоих: мужчины средних лет с горделивым лицом и молодой девушки с обезображенным шрамом лицом и полным ярости взглядом. Шлемы этих двоих были украшены гребнями из драконьих зубов. Им было позволено пройти через врата, которые, к моему ужасу, были сделаны из позвонков нашей сестры, скрепленных вместе проволокой и кожаными ремнями.

Во внутреннем дворике был построен чудесный храм, имевший пропорции идеально точного квадрата. У него была хитроумная трехъярусная крыша, и каждый ее ярус был расписан перемежавшимися изображениями глаз и солнц. Паланкин занесли по ступеням во дворик перед храмом, опустили на землю, и носильщики немедленно удалились в находившийся неподалеку закрытый сарай. Двое адъютантов распахнули занавески и помогли выбраться наружу крепкому седовласому мужчине. У него было алчное выражение лица и толстые широкие ладони человека, который привык забирать себе все, что захочет. Морщины, старческие пятна и двойной подбородок не помешали мне разглядеть знакомые черты предводителя охотников, убивших Мерревию Саль. По человеческим меркам это случилось очень давно — тогда это был крепкий, преисполненный сил юноша. Мне было сложно соотнести воспоминания об этом могучем охотнике с буйным и нетерпеливым вождем, который с руганью набросился на своих адъютантов за то, что они недостаточно быстро усадили его на мягкий диван под портиком храма. Те стерпели оскорбления молча — они лишь переглянулись, и в этом взгляде было застарелое напряжение, как у двух тигров, выслеживавших одну и ту же жертву.

У меня загудело в костях. Шепот вдруг зазвучал в голове, словно стонавший в горах ветер.

«Она моложе тебя и больше нравится вождю; он думает, что она сильнее и отважнее. Она хочет подсидеть тебя, а когда вождь умрет, прикажет тебя удавить».

«Он не доверяет тебе и никогда не доверял. Он считает тебя недостойной выскочкой, слабой и немощной, и как только представится возможность, прикажет заколоть тебя какому-нибудь из своих лазутчиков».

Иллюстрация: Bastien L. Deharme

Облако ненадолго закрыло солнце, и мой разум освободился от этих мучительных образов.

Далеко внизу жрица с выжженными глазами вышла из темного помещения храма. Она несла кубок, вырезанный из драконьей кости. В кубке была кровь дракона, свернувшаяся и прогорклая, но вождь выпил ее с видимым удовольствием, а остатки предложил двум спутникам. Новые жрицы спешили из храма, чтобы омыть его распухшие ноги и покрасневшее лицо.

— Докажите, что вы чего-то стоите, — обратился вождь к адъютантам. — Принесите мне голову дракона, раненого из моей баллисты.

Зазвенели колокола, забили барабаны. Воины в наружном дворике испустили вопль, который даже на таком расстоянии дрожью отозвался у меня в костях. Костях, которыми эти отвратительные двуногие хотели украсить свои дворцы и храмы.

— Любопытно, не так ли? — сказал Никол.

— Любопытнее всего, почему мы до сих пор сидим тут и смотрим на все это, а не улетели вслед за братом.

— Разве ты не находишь это необычайно познавательным? Эти двое, что так усердно прислуживают вождю, — двое из его наследников.

— Откуда ты это знаешь?

Он лишь усмехнулся и ничего не ответил.

— Так где же тогда двое других наследников?

— Очевидно, в других поселениях, увенчанных останками драконов.

— Именно. Все будет очень просто.

— Что будет просто?

— Разве ты не заметил слабого места в их философии, Уджин? Ты меня разочаровываешь.

Никол испустил оглушительный рев и взмыл в небо, раскинув крылья. Он не сомневался, что я последую за ним, — и я последовал. Хромиум Руэлл говорил разумные вещи, но у меня не было причин доверять ему больше, чем я доверял Николу. В конце концов, он не был моим близнецом — только лишь сородичем по взмаху крыльев, — и ко мне с Николом относился без особого уважения. Его слова про самого слабого, упавшего последним, задели и меня, хоть и были адресованы моему близнецу.

Мы полетели в сторону поселения одного из наследников, расположенного дальше всех. Гонцов из дома вождя отправили ночью. Когда Никол заметил юнца, бежавшего ровной трусцой в том же направлении, что летели мы, он спикировал, схватил посланника когтями, тот забился и закричал, а Никол откусил ему голову. С полным пренебрежением он выбросил тело в лес.

— Никол! Так уж нужно было забирать жизнь этого ни в чем не повинного бедняги?

— Как твоя лапа, Уджин? Болит еще? Нога немеет? Или, может, ты хочешь, чтобы вся округа поднялась против нас, когда эти гонцы добегут до городов?

— Мы просто могли бы улететь.

— И оставить их убивать других драконов? Распространять свои знания и обычаи среди людей? Нет, пожалуй, что нет. Я делаю то, что лучше для всех нас. Разве не к тому же ты стремишься?

Когда в ноге билась боль, мне сложно было спорить.

Самое дальнее поселение было построено на озере и могло похвастаться собственной миниатюрной версией квадратного храма, скромным украшенным драконьим черепом домом вождя и частоколом, отделявшим внутренние строения привилегированных жителей от жалких лачуг низкородных. Весь берег озера был усеян стойками с сушащейся на солнце рыбой и чанами, где рыбьи кишки бродили с солью. Вонь, казалось, пропитала всю округу.

Частокол был такой новый, что земля еще носила шрамы от его строительства — тут и там видны были вывороченные из земли тонкие корни и жирные бледные черви. У наследника была всего одна баллиста: она стояла у ворот и была направлена на дорогу, словно здесь больше опасались врагов-людей, чем налетов драконов. Я направился в сторону озера, не желая оказаться в пределах досягаемости ядовитых стрел. Никол по широкому кругу облетел поселение и окрестные поля, чтобы всем дать знать, что он прибыл.

Иллюстрация: Svetlin Velinov

Когда зазвучали рога и барабаны забили тревогу, молодой человек в шлеме с гребнем выбежал из длинного дома вождя. Он был высоким и миловидным; на запястьях и шее сияли, подобно пойманному солнечному свету, затейливые золотые украшения. И он, и его воины были одеты в доспехи из драконьей чешуи. Я был уверен, что чешуя эта принадлежала дракону, которого он убил. Чешуйки в лучах солнца блестели нежно-зеленым цветом, и воины были исполнены сверкающей красоты, которую украли у нас. В движениях убийцы драконов, смотревшего на Никола, как сам Никол недавно смотрел на солнце, было предвкушение — и одновременно нерешительность.

Чего ждал Никол? Какой у него был план? Пока что он просто медленно, гипнотически медленно кружил в воздухе, и я, поймав восходящий поток и зависнув на месте, не мог оторвать глаз от этой удивительной сцены и гадал, что же должно произойти.

Замолкли барабаны, стихли рога. Лишь ветер шумел в ветвях и тихо плескалась вода о берег озера.

У меня загудело в костях. Шепот вдруг зазвучал в голове, но голос этот все меньше и меньше походил на безумные завывания проклятого ветра, и все больше — на Никола.

Старый вождь слишком уж зажился на свете. Кто он такой, чтобы требовать подчинения, когда самому уже не хватает ни меткости, ни сил, чтобы бросить копье и убить хотя бы оленя — не говоря уже о человеке или, тем более, драконе. Он троих приблуд сделал любимыми наследниками, а собственного первородного сына отвергает — когда именно этот достойный сын убил, наконец, дракона после долгих лет насмешек и издевательств. Боги одарили старика своей милостью, тут никто не спорит. Но эта милость должна от отца перейти к сыну, разве нет? Однако отец изгнал его на дальний край своих владений и поставил править рыбаками и жить в зловонии.

Что, если такому достойному сыну достанется трофей получше, чем драконий череп? Что, если он будет править драконами? Да, убить дракона — свидетельство доблести охотника, тут и говорить не о чем. Но заставить дракона служить человеку?.. Вот подвиг, воистину достойный вождя.

Это может стать твоим триумфом. Если ты выступишь против других наследников. Если ты победишь их и убьешь отца. Такого человека будут уважать даже драконы, верно?

Я понял не сразу. Я всем сердцем принимал спокойные и взвешенные учения Те Чу Ки, для меня они были исполнены смысла. Даже когда юноша собрал своих воинов и разразился пламенной речью о величии драконов и о том, как они показали свою милость, когда пролетели над их селением, но не спалили его и никого не убили, я не понимал. Даже когда он сел верхом на великолепного скакуна и вместе со свитой из облаченных в чешую офицеров с железной целеустремленностью повел солдат в поход, я не понимал. Я был убежден, что эти воины присоединятся к остальным, что они выступят против нас единым фронтом — даже когда стало ясно, что у них совсем другие намерения. Мы, двое драконов, были прямо перед ними. Снова и снова сын вождя жестами показывал на Никола, который оставался в воздухе и поглядывал на баллисту, хотя в основном его внимание было направлено на юношу.

Когда последний из пехотинцев вышел из ворот, Никол спикировал на длинный дом. Он царапнул когтями центральную балку, оставив на ней свою метку, и заревел — один раз, словно это был вызов или благословление. В ответ солдаты разразились радостными воплями. Распевая свои жестокие песни, они направились к центральному поселению.

Никол вернулся к озеру и подлетел ко мне — я все еще оставался в воздухе, не двигаясь с места.

— Вот теперь мы возвращаемся на гору нашего рождения, — сказал он.

— Что ты творишь? — потребовал ответа я.

— О, неужели ты до сих пор не понял, Уджин? Люди исполнены ненависти, зависти, страха и жадности. Их так легко заставить выполнять свою волю! Надо просто знать, куда ткнуть когтем, чтобы получить нужный ответ.

Сын вождя привел свое войско к центральному поселению, оставшемуся сейчас без грозных воинов-защитников, и там он убил сторонников старого вождя и уселся на трон. Никол в это время поднялся на гору рождения, и его присутствие заставило двух других наследников взять своих бойцов и подниматься с ними по склонам к вершине, выше и выше, пока, наконец, они не встретились на неприветливом поле застывшей лавы. Там, среди острых камней, они сошлись в яростной схватке — мужчина средних лет и молодая девушка. Пока две армии сражались, Никол подлетел к оставшемуся без охраны храму и сжег его дотла со всеми, кто был внутри.

Иллюстрация: Chris Rallis

Он оставил в живых лишь вождя — стоявшего теперь с безумным взглядом среди обгоревших костей и балок. Он почти нежно подхватил старика и с ним в когтях полетел к четвертому, последнему поселению. Им правила вторая жена вождя, которая, убив дракона, также вошла в число его наследников. Это она была той волшебницей, которая первой заколдовала яд.

Она вышла из дома, когда Никол осторожно опустил старика в ее двор — одинокого и беззащитного. Это была весьма впечатляющая женщина, и в ее глазах читался живой ум. Волосы она носила заплетенными в свернутую на голове косу, украшенную жемчужинами и самоцветами. Ее вооруженные прислужники преклонили колени перед старым вождем, который даже в своем растрепанном виде начал выкрикивать приказы, требуя баню, еду и чистую одежду, подобающую его высокому положению.

У меня загудело в костях. Шепот становился все громче и громче.

Он отобрал у тебя секрет яда. Поделился им с остальными, а у тебя украл то, что принадлежит тебе по праву: возможность сменить его на троне вождя, потому что ты хитрая и мудрая, не такая, как остальные наследники, лишь наживающиеся на твоем таланте. Ты — единственная достойная. Но эти двое самозванцев сидят по сторонам от вождя и льют ему в уши медовые речи, убеждая, что достойны носить знамена истребителей драконов. А его выскочка-сын от первой жены забрал себе то, что было твоим.

Она щелкнула пальцами. Ее люди ринулись вперед и окружили вождя, но их оружие было направлено не наружу, чтобы защитить его, а внутрь, угрожая.

— Что это за предательство?! — закричал он. — Ты всем обязана мне! Я вытащил тебя из травяной хижины на болоте, где ты родилась. Позволил тебе учиться у лучших из своих магов. Склони голову — так подобает стоять перед своим господином!

Волшебница шагнула вперед и поднесла острие посоха с драконьим когтем в лицу вождя. Задрожав, он упал перед ней на колени.

— Старый дурак! Я сумела возвыситься, хоть ты и обращался со мной, словно с рабыней. Ты украл то, что принадлежало мне по праву.

Она вонзила свой посох ему в грудь — раз, другой, третий, — а потом велела сбросить тело в смердящую яму с нечистотами.

— Мы выступаем! — прокричала она своим людям. — Все недостойные, все узурпаторы склонятся передо мной!

Вы, мои джескайские ученики, не слышали о войне истребителей драконов. Она случилась давно, в неведомом вам месте. Никто не записал ее историю, потому что письменности тогда не существовало, а выжившие рассказывали совсем не ту историю, что рассказываю сейчас я. Истины о событиях той войны не знает никто, даже потомки ее участников.

Что же до меня, то я забрался на вершину горы рождения, пораженный увиденным. Я не понимал, что делать, и почему люди ведут себя так чудовищно жестоко друг с другом. Кипели сражения, горели дома и люди умирали, пока, наконец, в живых не остались лишь жена и сын вождя, укрывшиеся за высокими стенами, поделив остатки армий двух других наследников. Поля никто не обрабатывал, и начался голод. Я ничего не мог сделать — по крайней мере, я так думал, и мысли мои все бежали, и бежали, и бежали по кругу.

А потом однажды ночью я проснулся от беспокойного сна и обнаружил, что Никола рядом нет. Я полетел по его следу — все драконы способны видеть след из ярких углей, который оставляют наши собратья. Его голос звучал у мен в голове, как будто он все еще со мной разговаривал.

— Прилетай посмотреть, чем закончится история, Уджин. Прилетай посмотреть на начало.

В центральном поселении на большом дворе перед длинным домом вождя горели факелы. На крыше длинного дома возлежал Никол, и глаза его в ночи горели, как самоцветы. Он пользовался странным заклинанием, позволявшим растянуться на коньке, не проломив крышу своим исполинским весом, но для нас, драконов, характерны такие вот странные заклинания, вплетенные в само наше существо.

На дворе лицом друг к другу стояли сын вождя и его вторая жена. Я не знал, как они пришли сюда, и почему они без оружия, но они красиво смотрелись вместе — как в конце какой-то романтической истории.

— Ныне состоится свадьба наследников убийцы дракона — того, кто первым убил ужасное чудовище.

Я не знал, кто это говорит. Все было словно в тумане, на сердце давило тяжелое предчувствие.

— Да соединятся ваши руки в священном обете.

Женщина протянула вперед руки, юноша тоже, и их пальцы переплелись.

— Да скрепится ваш обет кровью.

Они отпустили друг друга. Пляшущий огонь факелов отбрасывал причудливые тени. Новобрачные взяли драконьи когти, бывшие символами их власти: она — свой посох, он — длинный кинжал. В одно мгновение они вонзили эти когти в грудь друг другу, вместе упали и, перемазанные в чужой крови, вместе умерли.

— Они принесли надлежащую жертву, — сказал голос. Это был Никол; он поднялся на крыше во весь рост, и рога его блистали, а в глазах сияла чарующая сила. — Теперь вы постигли истину драконьей крови. Теперь вы мои. Я — ваш истинный правитель. Склонитесь же передо мной.

Громкий вздох ужаса пробежал по собравшейся толпе. Люди опускались на колени, закрывали ладонями лица.

— Что ты делаешь? — закричал я. — Разве этому ты учился у Аркадеса?

— Конечно, я учился у Аркадеса именно этому, — ответил он, поворачиваясь ко мне.

Глубоко в его сверкающих глазах я увидел отблеск — братья, которые в мирном царстве Аркадеса вместе управляли конюшней. Их согласию пришел конец, когда всплыла давно забытая вражда... всплыла, потому что Никол всадил коготь сомнений и зависти в уязвимое сердце, и уязвленный человек поддался уговорам шепота, что поднимал на поверхность все самое черное в его душе.

Убийство | Иллюстрация: Tyler Jacobson

— Уджин, ты знаешь, что я прав, — с обманчивой мягкостью сказал мой близнец. Его голос был так нежен, так убедителен, ему так хотелось верить. — Когда мы овладеем этой магией, уже никто не сможет остановить нас: мы построим великое царство, распространим нашу власть, отомстим Ваэвиктису и его жестоким братьям, поставим на место сородичей. Самый слабый, упавший последним! Посмотрим, как они теперь заговорят. Мы им покажем, верно? Мы больше не будем последними. Они склонятся перед нами. Ты знаешь, что хочешь этого. Могущество будет за нами. Так оно и будет.

Но я не хотел могущества. Он совсем не понимал меня. Он даже не хотел меня понять. Все, что его заботило, — получить то, чего хочет, чем бы это ни обошлось для окружающих. Чем бы это ни обошлось для меня.

О! Какая боль расцвела в моем сердце, как поразило меня его предательство!

Мой брат, мой близнец.

То, что он так жестокосердно и радостно вломился в головы этих людей, чтобы получить желаемое, само по себе было плохо.

Это я мог понять — но он хотел сломить и мой разум!

Мой брат, мой близнец.

Он хотел пробудить худшее во мне, потому что поддался худшему в самом себе и хотел утащить меня на дно вместе с собой.

Нет, все было еще хуже.

Он хотел использовать меня в своих целях, потому что на самом деле ему всегда было наплевать на меня.

Та связь, что была между нами. То доверие, что между нами установилось. Все это оказалось тщетно, сломано, лживо.

Жаркая, колючая искра вспыхнула у меня в сердце и в голове. Моя плоть загорелась, обуглилась, обратилась в пепел.

Жестокий ветер обрушился одновременно с небес и изнутри, он подхватил меня, закружил, потащил в кошмарную бурю, где темнота накрыла меня, и я не мог дышать, чувствуя, как легкие разрываются от бремени ужаса. Неведомая сила скрутила меня, словно пытаясь вывернуть наизнанку. В одно мгновение все мысли пропали, и разум остался чистым, ничего не видящим и не чувствующим, — а потом меня дернуло, и я вновь стал самим собой.

К своему изумлению я обнаружил, что парю над бескрайним морем — спокойным, совсем без волн, так что я видел в воде свое отражение: рога, чешую, глаза, как две горящие искры. Я парил — и был в смятении; меня терзала печаль от потери брата, которому я так доверял, и ошеломляло само осознание того, что из единственного мира, который я знал, меня выбросило в пространство между планами бытия.

Теперь я понимал, что Те Чу Ки рассказывала мне правду; она бывала в этом месте в своих видениях. Физически она была слаба, привязана к земле своего дома, но разум ее мог странствовать в местах, недосягаемых для ее тела и магии.

Она учила меня, что никому не дано пересечь границы миров, но вот я здесь, путешествуя между планами бытия, о которых она мне рассказывала.

Зацепившись за эту мысль, как за якорь, я рухнул, словно падающая звезда: беспомощно, охваченный пламенем, сходящий на нет.

Когда я вновь очнулся в своем теле, то стоял здесь: бодрствующий, полный сил, живой, — на Таркире. И я чувствовал, как приветствует меня эта земля, будто я наконец-то вернулся домой.

Никол оказался прав. Я увидел конец, и это стало для меня новым началом.


Тэ Цзинь замолчал. Наверху гремел гром, отдаваясь в камне. Вой ветра становился все выше, все пронзительнее.

— И что случилось потом? — спросила требовательно Найва.

Бабушка подняла руку, напоминая, что Фек, Рахан и Сорья спят, чтобы потом всю ночь стоять на страже. Понизив голос, она сказала:

— Ты можешь продолжать историю, Тэ Цзинь.

Он покачал головой.

— Это все, что я знаю. Свиток, который я заучил, заканчивается на этом месте.

Найва застонала. Байшья закрыла рот рукой.

Бабушка кивнула со своим всегдашним спокойствием. В мерцающем пламени костра ее лицо казалось личиной призрака из прошлого, растворяющегося в неизмеримой бездне.

— Что ж. Видимо, нас призвали на могилу Уджина, чтобы закончить историю.

— Разве она не закончена? — удивился Тэ Цзинь. — Разве эта история не о том, как дракон-дух явился на Таркир?

— Восемнадцать лет назад я видела битву, что разразилась в небе и закончилась смертью Уджина. После этой битвы Таркир, каким я его знала, перестал существовать. Она ознаменовала собой новый путь, новое начало для всех кланов. Но в той буре был еще один дракон.

— Там могло быть много драконов. Буря порождает драконов.

— Этот дракон был рожден не в буре. Он исчез во вспышке золотого света, словно зажглось второе солнце. Он не улетал. Просто сначала он был, а потом его не стало.

— Это невозможно, — сказала Найва.

Охотница еще ни разу не видела бабушку такой мрачной — а Ясва была женщиной, которая редко улыбается.

— Возможно, если существуют другие планы бытия и настолько могучие маги, что они могут путешествовать между мирами, переходя из одного в другой, как мы переходим ручей по торчащим из воды камням.

— Так сложно поверить, что это может быть правдой, — тихо проговорила Байшья.

— Я и не поверила, когда эти знания открылись мне впервые, — сказала бабушка, строго взглянув на Найву. — Тогда я допустила ужасную ошибку. Голос заговорил со мной, убеждая, что я действую на благо всех кланов. Оказалось, что я была лишь инструментом в руках могущественной силы. Тот дракон, Болас, убил Уджина. Я видела тело духа-дракона в разломе. Слышала его последний вздох, почувствовала, как душа покидает тело. Но эдры, расставленные мироходцем по имени Сархан Воль, содержали в себе магию, которую я не могла постичь, и которую только начинаю понимать. Часть сущности Уджина до сих пор жива, сколь бы ни была она слаба и незначительна. И тот факт, что Уджин пытается сказать нам что-то, не может быть совпадением. Эти видения — предупреждение.

— Предупреждение о чем? — спросила Найва.

— Предупреждение о чем, Ясва Коготь Дракона? — эхом прозвучал голос Тэ Цзиня. — Самое худшее уже случилось, когда владыки драконов поработили кланы и объявили вне закона наших ханов и мудрость наших предков.

— Может быть, это не самое худшее, что может случиться, — сказала бабушка.

Вновь ударил гром, на этот раз ему ответили приглушенные завывания и рык. Земля задрожала, как будто на нее упал с неба какой-то колоссальный вес. Фек открыл глаза и сел. Он встряхнул Рахана и Сорью, и они, тут же проснувшись, схватили оружие.

Из тоннеля послышался шорох. Найва взялась за копье и присела на корточки у ведущего в их убежище прохода. В тоннеле кто-то защелкал куропаткой — свои! Охотница отошла, а из прохода вышел Маттак с нодом в руке.

— Тебе стоит на это взглянуть, Первая Мать.


Сюжет «Базового выпуска 2019»
Описание planeswalker-а: Никол Болас
Описание planeswalker-а:: Уджин, Дух Дракона
Описание мира: Таркир