Во мраке ночи

Предыдущая история: Благодарность Консульства

Пытаясь подавить восстание отступников, Консульство Гирапура силой конфисковало все не прошедшие одобрение устройства у изобретателей города. Доступ к энергии был резко ограничен, а на улицах введен комендантский час.

Яхенни, знаменитому филантропу и светскому льву, жить осталось несколько минут. Не желая оставаться в одиночестве в свои последние мгновения, Яхенни бродит по пустым после наступления комендантского часа улицам. Он ищет то, что считал неотъемлемым правом любого эфирида: последнюю вечеринку перед смертью.

I

Когда я умру, кто-нибудь должен быть рядом. Чья-то рука должна держать то, что останется от моего плеча. Кто-то должен засвидетельствовать тот факт, что я существовал — и не существую. Голос, который прошепчет: «Не бойся. Все хорошо, Яхенни. Если ты готов — отпусти себя». Мне нужен кто-нибудь. Хоть кто-нибудь.

Я найду кого-то — чего бы мне это ни стоило.

На город спустилась тьма, и кроме меня на мостовых под карнизами Сварного Шва нет никого. Главная улица пуста, безлюдные лавки наглухо заперты. Единственный источник света в ночной темноте — мое собственное тело. Ни изобретателей (чрезвычайное распоряжение №89-А), ни эфира (чрезвычайное распоряжение №89-Б), и вот я шатаюсь по улицам, словно пьяный бандар, тщетно пытаясь отыскать товарищей для своего последнего праздника. Слишком много времени я провел в стенах своих апартаментов, а в свете чрезвычайного распоряжения №89-В глупо было ожидать, что кто-нибудь придет навестить меня.

Сейчас на улицах я чувствую лишь одно живое существо: под стоящим слева от меня болидом прячется изголодавшийся гремлин. Его зрачки расширены от темноты, а живот крутит от голода. Он увязался за мной четверть часа назад. Я отворачиваюсь. От нас обоих разит смертью.

Каждый эфирид имеет право на предпоследнюю вечеринку, но в эти дни никто ничего не празднует.

Я чувствую, как тыльная сторона левой ладони растворяется облачком эфира. Это успокаивает, снижает напряжение. Остальное тело стремится к такой же свободе. Это было бы так легко...

Я спотыкаюсь об останки разбитого почтового сервотрона. Часть моей ступни расплывается над мостовой. Я слышу, как голодный гремлин бросается вперед и жадно пожирает частичку меня, оставшуюся среди искореженных деталей. Эфириды хорошо знают: гремлины не станут охотиться, но с радостью будут ждать.

Я бреду дальше. Мне осталось пятнадцать минут.

Я размышляю о том, что было до того, как я стал живым. Я долгие тысячелетия плыл по Великому Каналу? Давал энергию городам? Кормил гремлинов? Что за приземленная вечность ожидает меня, когда я умру...

Вдруг я понимаю. Осознание — словно врезавшийся на полном ходу поезд.

Я умру один.

Паника заставляет меня ковылять быстрее. Куда — я не знаю. Если напрячь свои чувства (ставшие, как ни странно, как никогда острыми — спасибо некрозу!), то я чувствую попрятавшихся по домам горожан. Каждого из них терзает беспокойство. Они разобщены и закрылись поодиночке. Район, где еще недавно по ночам кипела жизнь, теперь, согласно правилам комендантского часа, закрыт, забит досками и заперт на засов. Единственный звук на улице — мои нетвердые шаги. Я продолжаю поиски хоть каких-то признаков собрания. Ни один комендантский час не лишит меня моего права. Я заслужил свой последний праздник и найду его, чего бы мне это ни стоило.

Оглянувшись назад, я смотрю на гремлина. В его глазах виден голод. Меня охватывает паника.

Все это по-настоящему. Я умру один.

Я умру один.

Я умру один.

Своей уцелевшей рукой я опираюсь на стену, чтобы не потерять равновесие, и ковыляю еще быстрее. Кожа едва сдерживает меня... она осыпается пеплом, и наружу прорываются струйки дыма. Я останавливаюсь, чтобы сосредоточиться. Издалека мокрой шерстью доносится запах отчаяния, нотками камня — устремленность, тамариндом — стойкость...

Стоп! Я знаю этот запах тамаринда!

Я бреду по направлению к знакомому запаху. До него всего несколько кварталов.

II

Чем старше я становился, тем лучше понимал, сколько именно времени мне остается. Я думаю, это мое чувство схоже с теми чувствами, которые испытывают существа с органами — когда им нужно поесть, когда их лихорадит, когда им пора испражниться. Когда мне было несколько недель, я знал, что мне осталось около четырех лет. В год я знал, что у меня еще около трех лет и месяца. Совсем недавно я знал, что мне осталось ровно двадцать два дня. И сейчас я понимаю, что у меня двенадцать минут. Я это знаю, и это приводит меня в ужас.

Запах тамаринда становится сильнее. Впереди я вижу стены Музея изобретений. Пару недель назад Консульство завесило его своими знаменами, но сейчас знамена на фасаде здания сорваны, и зияет голая стена. На стене я вижу... что-то. Подходя ближе, я вижу, как в свете звезд блестит свежая краска.

Я узнаю знак отступников — перевернутый символ Консульства с изящными завитушками, исходящими из нижней части. Они называют его «прохудившимся шпилем». Символ надежды, говорящий о том, что эфир должен принадлежать народу.

С другой стороны улицы я вижу, как человеческая фигура делает последние мазки, завершая рисунок на стене.

Внутри я весь пою от радости. Я знаю этого человека! Это Нивед — мой верный шеф-повар!

О-о, Нивед! Замечательный малый! Я не вдел его с моей вечеринки перед Ярмаркой Изобретателей! Экстравагантные закуски, блюда по вкусу каждого из гостей... нет таких кушаний, которые не приготовил бы Нивед. Он должен был работать на предпоследней вечеринке...

Меня охватывает печаль. В сложившейся ситуации мне пришлось отменить предпоследнюю вечеринку. Мне пришлось отменить мою собственную предпоследнюю вечеринку.

«Нивед!» — шепотом кричу я. Нивед подскакивает и глядит на меня широко распахнутыми глазами. Его лицо раскрашено, а на руке закреплено устройство из переделанного аппарата для рубки мяса. Я улыбаюсь от радости. Мой друг, настоящий бунтарь!

Он подносит палец к губам. Тс-с! Пугаться будем потом. C хрипом я подбираюсь ближе. Осталось семь минут. Я подхожу к Ниведу, и мои ноги перестают слушаться. Голос становится слабее. Говорить тяжело, но это очень важно. Наверное, Нивед — последний из тех, кого я увижу в жизни, и ему я должен произнести свои последние слова.

— Яхенни? Это ты? — спрашивает он, спешно убирая в сумку последний сосуд с краской. Я лежу на земле, и он встает на колени рядом со мной.

— То, что от меня осталось, — беспомощно шучу я. — Рад видеть, что ты верен гражданскому долгу.

— Твое тело... что с ним?..

— У меня совсем немного времени. Нивед... Я должен извиниться, дорогой.

— За что тебе извиняться?!

Его сочувствие накрывает меня мучительной волной. У меня осталось так мало времени... Каждое слово на вес золота. Я кладу руку Ниведу на плечо.

— Извини... что отменил заказ... меньше, чем за день до вечеринки...

— Ты что, серьезно?..

Я дрожу от слабости и смущения.

— Я умираю! Конечно же, я серьезно!

— Но это смешно...

— Я с большим уважением отношусь к условиям отмены.

Вдруг все запахи эмоций заглушает резкая вонь.

«НИ С МЕСТА!» — раздается громкий властный голос.

Как я мог не почувствовать его?! Из-за угла музея выходит громадный блюститель Консульства (еще не хватало называть его «доблестным»), а с ним — вооруженный автомат. Блюститель не сводит глаз с Ниведа.

— Ты арестован за порчу стен и вандализм!

Нивед бросается бежать, но блюститель вскидывает свое оружие. С четырех сфер на стержнях срывается ярко-синий разряд. Нивед кричит, падает на землю и бьется в судорогах.

«НИВЕД!»

Срывающимся голосом я испускаю вопль. Мое тело? — Тело Ниведа? — Мое тело? — болит, словно его жалят тысячи иголок, и меня охватывает липкий страх. От опаленной одежды моего друга поднимается дым. «Сопереживания убьют меня», — пробивается слабая мысль через дымку ужаса моего друга (моего ужаса?).

Не обращая внимания на мои крики, блюститель Консульства подходит ближе и встает над телом. Я ощущаю его, чувствую запах его эмоций. Находиться рядом с ним — все равно, что стоять на краю пропасти. Всепоглощающее ощущение пустоты. Блюститель, стоящий над телом моего друга (лучшего повара Гирапура, чертов ублюдок!), — это пустой колодец, наполненный лишь слабым запахом садизма и начищенной латуни. У меня нет сил, чтобы бежать, а страх моего друга забивает мои чувства.

Запах латуни теплеет от злобного любопытства. Я жалею, что меня не может стошнить. Жалею, что не могу выплеснуть на землю проникшее в меня зловоние сердца этого человека.

Я вижу, как Нивед слабо шевелится, и блюститель вновь поднимает свое энергетическое оружие.

Все пронизано запахами ужаса и болезненного удовольствия, и я ничего не могу поделать.

Нивед пытается приподняться.

Никто не поможет нам. Мы одни.

Блюститель вновь нажимает на спуск. Яркие эфирные дуги впиваются в моего друга. Нивед замирает.

«Оставь его в покое», — слабо молю я.

Блюститель не шевелится. Слишком темно, чтобы что-то увидеть, но я чувствую, как он злорадно улыбается. И снова выпускает заряд в бесчувственное тело.

«Прекрати! Ты убьешь его!»

Из последних сил я поднимаюсь и пытаюсь броситься на блюстителя, но неловко валюсь на землю. Смерть слишком близко. Три минуты. Блюститель поворачивается и смотрит на меня сверху вниз. Я дымлюсь, осыпаюсь, разваливаюсь.

Блюститель приседает и наклоняется ко мне. Мерцание моего уходящего эфира освещает его жестокие черты лица, искажает холодную улыбку.

— Ты — тот самый Яхенни, верно? Я видел в сводке твой портрет.

Я поеживаюсь.

— Я разыскиваю шестерых подозреваемых в пособничестве отступникам. Одна из них — дочка преступницы Пии Налаар.

Голова у меня идет кругом. Я встречался с этой дочкой. Чандра... так, кажется ее звали? Я видел ее лишь несколько недель назад. Интересно, что они с Ниссой успели натворить, чтобы привлечь такое внимание Консульства?

Блюститель поднимается на ноги и ухмыляется.

— Я прикончу этого подонка, если ты не расскажешь все, что знаешь.

Он пинает недвижимое тело Ниведа.

Меня охватывает ярость.

Блюститель снова бьет Ниведа ногой.

— И что тебе за дело до этого отступника, слабак?

Собрав последние остатки сил, я встаю. У меня осталась одна ступня, ноги подкашиваются, и правую ладонь сводит от ярости. Я смотрю блюстителю в глаза и произношу на последнем издыхании:

— Это мой повар.

Не размышляя, не думая о последствиях, не обращая внимания на ушедшую в тень сознания совесть, я сгибаю пальцы правой руки и тяну из шеи блюстителя. Слепящий свет его сущности стекает с кожи в мою ладонь.

Блюститель Консульства заходится воплем, и моему ликованию вторит волна его невыносимой боли.

Не в силах сдержаться, я кричу вместе с ним. Я чувствую все то же, что чувствует он. Он умирает, и мне кажется, что я умираю, и мне больно, и я жалок, и я одновременно и убийца, и убитый.

Блюститель кричит, и я вспоминаю ту мстительную жестокость, которой он упивался всего мгновения назад.

Я должен закончить начатое, если хочу выжить.

Спустя бесконечные семь секунд, я разжимаю ладонь, и блюститель Консульства валится на землю. Его бездыханное тело лежит рядом с бессознательным телом Ниведа.

Я весь дрожу. От перенесенной боли внутри растет комок страха. Почему мне было так больно? Почему я чувствовал все то, что чувствовал этот ужасный блюститель? Когда я вытягивал сущность впервые, я ощущал только радость жизни, почему же на этот раз все иначе?

Ответ тяжелым грузом ложится мне на плечи. В первый раз я вытягивал сущность не у личности. А сегодня я убил человека.

...Я — убийца.

Эта мысль кажется чужой. Ее затмевают перемены в моем физическом состоянии. Мое тело кажется странно... насыщенным. Приятно набитым. У меня две ладони. Две ступни. Я встаю во весь рост и выпрямляюсь. Все прорехи закрылись, и кожа кажется прочнее. Ощущение надвигающегося конца отступило. Я... полон? Наверное. Я подсчитываю, сколько мне теперь осталось.

Двенадцать полных дней.

О.

Я превратил несколько минут в двенадцать дней ценой чужой жизни. Я делал то, что было необходимо, чтобы выжить. Я убивал, чтобы спастись. Ведь так?

Шум возвращает меня к реальности. Потянувшись своими чувствами, я ощущаю, что к нам быстро приближаются. Должно быть, соратники блюстителя услышали шум. Подхватив тело Ниведа, я надежно прячу его за стоящим неподалеку пустым прилавком. Укрывшись рядом с ним, я обдумываю случившееся.

Что, если мне не придется умирать? Что, если это и есть то решение, что я так отчаянно искал? Мне нужно приспособиться. Нужно успокоиться и перестать волноваться. Нужно принять то, что если я буду убивать для продолжения жизни, то убивать можно скверных людей.

...Но если я приму для себя это правило, то я сам заслуживаю смерти.

Я испускаю еле слышный стон.

Нельзя позволять себе быть слабым. Только не сейчас — когда я нашел способ уйти от неизбежности смерти. Я устал ждать этого чудовищного поезда, что прибудет, чтобы забрать меня.

У меня есть двенадцать дней! За двенадцать дней можно многое успеть!

Но если я хочу наполнить их смыслом, то мне нужно отыскать тех, с кем я смогу сражаться плечом к плечу. Если я буду на их стороне, если буду убивать негодяев, то это оправдает мои преступления в глазах собратьев, верно?

Эта ложь успокаивает меня. Я принимаю решение. Я должен найти отступников. Должен найти дочку преступницы. Должен найти эльфийку с бездонными глазами.

В этом городе есть лишь один его житель, знающий об укрытиях больше меня.

Гонти.

III

Доставив бесчувственное тело Ниведа в свои апартаменты, я целый час прячусь от блюстителей, крадусь по переулкам и карабкаюсь по лестницам, чтобы добраться до резиденции знаменитого короля преступников Гонти. Мы, эфириды, тщеславны по своей природе, но тщеславие Гонти поистине не знает границ.

Благодаря своей хоть и скромной, но известности, я попадаю в его дом без особых трудностей. (Если хотите прославиться — разбогатейте, пожертвуйте большую часть состояния тем, кому не повезло в жизни, и расскажите об этом в новостях.) Жилище Гонти — это дворец, замаскированный снаружи под склад. Услышав, что я хочу поговорить с Гонти, охранник у входа кивает и ведет меня внутрь.

Мы идем, и я не могу ничего с собой поделать — блистательная роскошь этого места заставляет меня приоткрыть рот от удивления. Ее можно было бы назвать вульгарной, но когда кто-то сорит деньгами на таком уровне, это уже заслуживает уважения. Жилище Гонти — настоящее чудо краденой пышности, ослепительной филиграни, расточительного великолепия. Я вхожу в просторный холл. Он устлан пушистыми коврами, вдоль стен расставлены мягкие диваны, а в дальнем конце стоит стол для переговоров. На диванах восседают новоявленные отступники и известные лица преступного мира. Они потягивают чай, обмениваются тайнами, и их глаза внимательно следят за мной, когда я прохожу по залу. Автомат без устали разносит гостям угощения и напитки. Пожалуй, во всем городе не найти места лучше, чтобы переждать комендантский час.

Миновав зал, полный мошенников, дельцов и преступников, я прохожу через сверкающие двери. Стены помещения, куда я попадаю, расписаны картинами пасторального рая — пышные деревья и вьющиеся реки, завихрения Великого Потока на потолке. Вдоль стен расставлены позолоченные клетки. Здесь целый зоопарк механических животных! На толстом ковре весело скачут механический лисенок и филигранный олень. Ох! Терпеть не могу преувеличенно эксцентричный дизайн интерьеров. Как ни старайся, а дурной вкус невозможно скрыть. Следующее помещение — акробаты в ослепительных костюмах демонстрируют свое искусство на трапециях под полотком. Еще одна дверь — уходящие вдаль полки с лучшими эфирными ароматными маслами. Соединяющие помещения коридоры заполнены шкафами с блестящими устройствами без единого клейма массового производства. Все секретное, все краденое, все надежно укрытое от жадных лап Консульства.

В конце этого лабиринта изобилия меня ждет запотевшая стеклянная дверь. Охранник отходит в сторону и знаком предлагает мне пройти дальше. Я открываю дверь, делаю шаг, и меня обдает облаком пара. Я понимаю, что стою на краю большого и глубокого бассейна с горячей водой — купальни, от которой исходит запах эфира и жасминового масла. Стены комнаты обиты медью, и я вижу в них свое отражение и бесконечные отблески сияния, исходящего от меня самого и от сидящего в купальне эфирида.

Гонти погружен в воду, его лицо закрыто позолоченной маской. В центре его груди — любопытный металлический нарост.

Странно. Вряд ли я должен был это увидеть.

Эта мысль проносится у меня в голове, когда Гонти испускает вспышку удивления и быстро встает. Для нашей расы в купаниях нет ничего необычного... если только вода не пронизана сиянием краденого эфира. Я задумываюсь, какого это — после утомительного дня погрузиться в объятия того же вещества, из которого сделан сам. Испытать ту чудесную бодрость, которую дает доза эфирного масла... но для всего тела сразу. Неудивительно, что Гонти так привязан к своему богатству. На такую привычку должна уходить немалая доля доходов его синдиката.

Пока я размышляю, Гонти облачается в изящный черный халат, очень мягкий на вид.

Думаю, что органическим существам разговоры между здоровыми эфиридами должны казаться необычайно быстрыми. Присущая нам способность понимать чужие эмоции ведет к тому, что в разговорах мы обсуждаем, не что мы чувствуем, а почему. Мы не тратим много времени, а наш язык не слишком поэтичен. Поэзия — это для людей, которым приходится объяснять то, что они не способны сказать.

Гонти поправляет халат и наклоняет голову.

— От тебя пахнет виной. Прямо-таки несет.

Проклятье! Я думал, что мне удалось это скрыть. Что ж, придется сразу открыть карты.

— Консульство довело меня до предела, дорогой, и вот результат.

Гонти проводит меня в кабинет — более приватную версию зала с коврами и диванами, через который я прошел, попав в дом. Я читаю его, а он изучает мое эмоциональное состояние. Он оценивает, насколько я любопытен, и решает, достоин ли я беседы. За одно мгновение Гонти склоняется к тому, что я не стою его времени.

— Если тебе нужна защита, то я не могу ее дать. В моей жизни уже хватает банальностей и мелочей.

— То, что мне нужно, может помочь нам обоим, — говорю я, излучая искренность.

Гонти заинтригован. Он пересекает комнату, направляясь к широкому дивану, стоящему перед прекрасной статуей. Шедевр на постаменте словно высечен из синевы самого неба. Я не хочу даже думать о том, сколько он может стоить. Гонти изящно садится на диван перед чудесным произведением искусства.

На поверхности в его чувствах — запах слегка раздраженного нетерпения, но в глубине чувствуется аромат отчаяния. Горького беспокойства. Завершают букет нотки ужаса.

Должно быть, и до прибытия его поезда осталось недолго. Интересно, как работает его блестящее новое сердце?..

Я излучаю осторожную любезность. Кориандровый привкус коварства.

— Тебе нужен бунт? — спрашивает Гонти?

— Мне нужны люди. Чандра и Пия Налаар.

У некоторых эфиридов природный дар ко лжи. Я чувствую, как Гонти окутывает дымка травянистого безразличия, мешающая читать его эмоции. Он не доверяет мне. Я отвечаю струей фиалкового товарищества.

— Если мы поможем им, то поможем друг другу. Кроме того...

Я наклоняюсь к нему и говорю совсем тихо, чтобы не услышал охранник у дверей.

— Если ты расскажешь, где они прячутся, я сохраню секрет твоего искусственного сердца. Вряд ли ты хотел бы, чтобы его конфисковало Консульство.

Травянистое безразличие рассеивается, уступая место кисловато-перечной тревоге и слабому разочарованию в недалеких охранниках.

Я излучаю всепоглощающее доверие с легкой примесью зависти. Гонти отвечает кивком и чечевичным самодовольством.

Моя зависть призвана намекнуть на мой секрет. Я понимаю, что Гонти сейчас подсчитывает, сколько у меня осталось кожи, и сравнивает с тем, что он видел в недавних сводках. Вдруг он вспыхивает удивлением — он понял, на что я способен.

— Вытягивающие сущность встречаются редко, — говорит король преступников. — У меня на службе было всего двое таких. Как ты открыл этот дар?

— Сам по себе. Не каждому выпадает возможность собрать себе новое сердце.

Мне все равно, почувствует он ложь, или нет. Мне было четыре недели. Моя подруга-гном пришла на вечеринку с ручной гиеной... Я погладил зверя, и случилось это. (Это вышло у меня случайно. Правда. Депала это поняла и простила меня.)

— Хватит болтать, Яхенни. Что ты чувствуешь, когда это делаешь?

Вопрос ставит меня в тупик. После того, что случилось с блюстителем, я понимаю, что история с гиеной Депалы была исключением. Убить мыслящее существо — это совсем иное. Прежде всего, я почувствовал его смерть. Но были и другие чувства. Я испытывал такие, когда знакомил талантливого новичка с наставником, который изменит его жизнь. Когда мои друзья часами танцевали под звездами. Когда партнер ставил свою подпись под договором, когда молодой изобретатель взрывался розами ликования и корицей благодарности, получив от меня долгожданный грант. Когда искра пробегала между двумя будущими любовниками, впервые встретившимися взглядами в многолюдном зале.

Я почувствовал все это... и одновременно — ни с чем не сравнимые страдания. Шок своего собственного рождения. Крик Депалы, когда я случайно убил ее любимицу. Моя компания, за ночь потерявшая больше денег, чем большинство горожан видит за всю свою жизнь. Депрессия соседа, просочившаяся в меня через общую стену наших домов. Я, молодой и не понимающий, почему умирают все близкие мне эфириды — Фархал, Веди, Дхрити, Наджм...

Через пару мгновений мои мысли прерывает его усмешка.

— Теперь понятно, почему от тебя так разит виной, — ворчит Гонти.

— Мои переживания тебя не касаются.

Ответом становится всплеск веселого изумления. Мед и кешью... похоже, он всерьез считает меня чудаком.

— Если ты собираешься убивать и дальше, то твой талант может послужить городу. Комендантский час и ограничения на эфир не позволяют моим сотрудникам вести дела, как обычно. Да, мы что-то изобретаем, но конфискация нашей частной собственности и притеснения Консульства стали настоящим проклятием для города. Гирапуру нужно, чтобы отступники сообща выступили против. Я расскажу тебе, где скрывается Налаар, а ты предупредишь ее и отступников, что я выдам их убежище силам Консульства.

Я пораженно выпрямляюсь.

— Но зачем?!

В ответ — алойное дерево агрессивной властности.

— Их нужно побудить действовать. Предупредив их, ты вынудишь нанести удар по Консульству. Если они атакуют первыми, то погибнет меньше моих собственных бойцов.

Я киваю, выражая подчинение. Королем преступников не стать, не умея добиваться своего в переговорах.

— Ты найдешь юную Налаар и ее сообщников в убежище в Саду скульптур. Убеди их, что им грозит опасность. Напугай так, чтобы они сделали первый шаг. Ты у нас теперь чудовище, так что пугать людей — твоя вторая натура. И не пытайся вытянуть их, Яхенни.

Весь наш разговор длился не больше двух минут.

IV

На следующий день я отправляюсь в Сад скульптур, чтобы отыскать убежище Налаар. Днем перемещаться по городу проще, чем красться по ночным улицам, но притеснения Консульства ощущаются все равно. На улицах нет праздно шатающихся горожан, и темп жизни стал еще напряженнее, чем раньше. Мое путешествие из своих апартаментов в Сад скульптур получается быстрым и безмолвным. Если Чандра, Нисса и их компания сумели разозлить Консульство, то им стоит помочь. И почему бы мне не провести за помощью остаток своих дней?

Сад скульптур — это громадный дендрарий рядом с Арадарским вокзалом. Вдоль проходящей по нему дороги стоит две дюжины искусно сделанных из металла колоссальных скульптур, изображающих величайших изобретателей Гирапура. Традиция увековечивать изобретателей началась с самой семьи Арадара — матери с сыном, усовершенствовавших работающий на эфире локомотив. Статуя в Саду скульптур — наивысшая честь, на которую только может надеяться изобретатель. Изобретение семьи Арадара увидело свет вскоре после начала Великого Эфирного Прорыва, и рядом со статуями матери и сына высятся изваяния мастеров, открывших процесс переработки эфира. Странно, но я чувствую, как растрогало меня это зрелище: приглушенные облаками лучи солнца, освещающие лица тех, кто невольно породил на свет нашу расу.

Я не перестаю удивляться, как многократно усилились мои чувства, когда я был на пороге смерти. Разобрать потоки эмоций для меня — как прогуляться по картинной галерее. Все работы выставлены напоказ, и их легко заметить издали. Воспользовавшись своими чувствами, я ищу, где прячутся мои друзья. Высоко, на самой вершине статуи изобретателя-ведалкена, я чувствую тревогу и неуверенность. Должно быть, это они.

Я подхожу к статуе и как ни в чем не бывало начинаю подниматься по лестнице за ее спиной. Эта штука просто огромная! Я понимаю, что задаюсь вопросом: почему в дни своей работы я сам никогда не строил ничего такого громадного?

Слышится лязг. Я замираю. Переделанный в сторожевой автомат, патрулирующий сад, направляется к вокзалу. Эта тупая куча металлолома с отсутствующими эмоциями напугала меня до полусмерти. В полной уверенности, что автомат даже не заметил меня, я продолжаю подъем.

Карабкаясь по ступеням, я проверяю свое состояние. Осталось одиннадцать дней. Сколько времени я получаю с каждой забранной жизнью? Сойдет ли мне это с рук, если я буду убивать только консульских? Когда все это кончится, хватит ли мне времени искупить содеянное добрыми делами?

Все мое тело охватывает невыносимая боль. Она такая сильная, что я едва не разжимаю руки... но я так близко к люку на вершине. Сверху доносятся слова:

— По лестнице поднимается кто-то без мозга.

Как грубо.

Голос принадлежит человеку, которого я чувствую, как стучащий по камню дождь и множество неотвеченных вопросов.

— Я никогда в своей жизни не читал подобного существа... кажется, он знает вас двоих.

Голос мужской, и в помещении в статуе он говорит с кем-то, кого я не вижу. Боль от того, что происходит, не дает мне подниматься.

— Да открой ты люк, демон тебя дери!

Женский голос. Что это... бархатцы?

Человек дождя продолжает:

— Кем бы он ни был, его сюда послал король преступников.

— Думаю, надо выслушать, что он хочет нам сказать.

Я узнаю этот запах! Флердоранжевое масло. Это Нисса!

— Нисса! Это Яхенни, — кричу я, превозмогая насланную на меня человеком дождя боль.

Я слышу, как наверху начинается возня. Боль пропадает, и снова раздается голос человека с запахом дождя.

— Чандра, впусти их.

— Яхенни! — кричит Чандра, открывая люк и втаскивая меня внутрь. Помещение в голове статуи оказывается удивительно просторным. Я вижу пять коек по углам, а на полу устроено некое подобие гнезда из груды подушек. В одном углу брошен мешок со снаряжением, на котором лежит деревянный посох.

Странный человек в еще более странном плаще разглядывает меня, пока я влезаю внутрь, и его разум бурлит от любопытства. Я решаю, что он хорошо одет, но слишком настырный.

Внутри я взмахом руки приветствую знакомых:

— Здравствуй, Нисса, здравствуй, Чандра.

Эльфийка улыбается. Она необычайно хороша собой — точь в точь, как я запомнил ее. Чандра стоит рядом и машет мне рукой в ответ:

— Привет, Яхенни. Спасибо за вечеринку.

— Спасибо, что пришли. Я слышал, ты отыскала мать?

— Да, мы ее освободили. Сейчас она на встрече с другими отступниками.

Я качаю головой:

— Жаль, что ей пришлось иметь дело с этим Теззеретом. Он отвратителен.

— Он просто... полный урод, — сплевывает Чандра.

— Ты можешь крепче выражаться при мне, дорогая. Я не стану рассказывать твоей матери.

Чандра улыбается.

За ее спиной я вижу еще двух людей. Одна — женщина в темном платье, сидящая в расслабленной позе в кресле, но явно раздраженная. (Чем это у нее оторочен воротник, мехом? Какое варварство! Кто так делает?) Второй — мускулистый мужчина с бакенбардами, наблюдающий за происходящим снаружи через отверстие в стене.

— Это Яхенни. Ему можно доверять, — говорит Чандра, представляя меня товарищам. Я гордо и благодарно поднимаю голову.

— Яхенни, это Джейс, Ниссу ты знаешь, вторая женщина — Лилиана, а мужчина в углу — Гидеон.

— У тебя необычные друзья, — шутливо замечаю я.

— Если думаешь, что мы странные, то это ты еще громадного кота не видел, — отвечает Чандра.

— ...кота?

Он вместе с госпожой Пашири отправился раздобыть нам съестных припасов, — спокойно говорит Нисса.

— Понимаю.

На самом деле, нет.

— Впрочем, на это нет времени, — меняю тему я, — потому что всем вам надо уходить. Силы Консульства знают про это место, и вас схватят, если вы не сбежите.

Вся комната мгновенно заполняется тревогой. Четыре человека и эльфийка быстро переглядываются. Несмотря на тревогу, ни от кого не пахнет страхом. Только готовностью.

— Если они идут, то мы должны готовиться к битве, — решительно говорит Нисса.

— Сперва надо решить, хотим ли мы этой битвы, — добавляет Джейс.

— С ними может быть Теззерет, — мрачно замечает женщина в черном.

— В этом бою вы не сможете победить — уверенно говорю я.

Запахи группы тут же распадаются. Тмин решительности. Раздраженный стон, так и оставшийся внутри. Встревоженный, но уверенный в себе гниющий труп (стоп, что?).

— Зачем король преступников послал тебя к нам? — спрашивает человек по имени Джейс.

Откуда ему это известно?

— В этом городе только Гонти знает больше укрытий, чем я сам, поэтому я обратился к нему, когда решил найти вас. Я хочу присоединиться к отступникам и я знаю, что отыскав вас, смогу это сделать.

Напряженность никуда не уходит. Придется действовать иначе.

— У меня в апартаментах безопасно. Они надежно защищены, и никто не будет знать, что вы там находитесь. Вечером я проведу вас туда, и тогда вы сможете обсудить, как действовать дальше. Ни Гонти, ни Консульство не узнают об этом.

— Мы можем доверять Яхенни, — уверенно говорит Нисса.

Остальные обмениваются быстрыми взглядами. Гидеон кивает, и остальные начинают собираться. Женщина в темном платье поднимается из кресла и смеривает меня взглядом.

— В этих твоих апартаментах больше пяти спален? — спрашивает она. От нее пахнет мокрой землей и примечательно здоровым себялюбием.

— Дорогая, я бы не стал спать в месте, где их меньше семи, — отвечаю я. Она благодарно кивает и протягивает мне руку.

— Приятно познакомиться, Яхенни.

— Рад оказаться полезным, дорогая, — пожимаю я протянутую ладонь.

Я эмпатически исследую область близ статуи.

— Первым спускаюсь я, — говорю я им. — Вы за мной.

Я открываю люк и начинаю спуск. Остальные следуют за мной — я чувствую их.

Ветер треплет мой плащ. Вчера, еще до того, как я вытянул сущность, готовясь к смерти, я выбрал этот наряд, чтобы умереть. Теперь во мне течет украденная жизнь, и меня охватывают противоречивые чувства. С горьким удовольствием я улыбаюсь. Все-таки я смог надеть этот плащ снова.

Спускаться вниз долго. В Саду скульптур тихо. Птиц, обычно сидящих тут и там, не слышно, никто не гуляет по непривычно пустынным тропинкам.

Тени изобретателей создают немного жуткую атмосферу. Спускаясь, я гляжу на вырисовывающийся поодаль силуэт статуи великого эфирида-изобретателя Раджула. Он стал первым разработчиком медицинских технологий для неорганических существ. Раджул всегда был для меня источником вдохновения. Я рад тому, что его статуя стоит в одном ряду с величайшими именами эпохи. Город, который породил меня и моих собратьев, никогда не считал нас чужаками. Исполинская статуя Раджула — ясное тому свидетельство. Раджул добился того же, чего остальные великие изобретатели... но он добился этого, когда ему было два года от роду.

До земли остается несколько метров, и я чувствую, как спускаются остальные, но вдруг издали доносится гул мотора. Я поворачиваю голову. Крепче схватившись за лестницу, я высматриваю, откуда идет этот звук.

Сентиментальность уступает место страху.

Рев мотора быстро приближается. Из-за поворота выруливает болид Консульства и на полной скорости летит через сад к статуе. Моя тревога нарастает. Машина сворачивает с дороги и несется по траве. Что они делают?! До комендантского часа еще долго, мы ничего не нарушаем!

Если только Гонти уже не рассказал все блюстителям. Если это так, то нам конец. Скорость и направление болида не оставляют сомнений: Гонти решил ничего не ждать. Машина направляется прямо к лестнице.

Если я спрыгну на землю, то от консульского болида мне точно не убежать.

А если подняться наверх, то мы все окажемся в ловушке.

У меня нет времени раздумывать над этическими дилеммами.

Машина несется прямо на статую. Блюститель что, решил протаранить нас?!

Держась левой рукой за ступеньку лестницы, я разворачиваюсь спиной к статуе. (Да что же такое я творю?)

Это очень плохая мысль. (Очень, очень плохая — никогда в жизни я не занимался ничем, хоть отдаленно напоминающим акробатические упражнения.)

Я сгибаю пальцы правой руки и уже привычно чувствую, как тянет в ладони (я почувствую, как он умирает, я почувствую, как он умирает, но у меня нет выбора).

И я спрыгиваю вниз.

И я приземляюсь на капот машины.

Несколько секунд мучений.

Несколько секунд экстаза.

Во мне его боль, и во мне мое наслаждение, и я словно тону.

Это невероятно трудно, но на этот раз мне удается не закричать.

Блюститель Консульства мертвым падает на руль, и машина закладывает крутой вираж.

Я успеваю сгруппироваться и скатиться на землю.

Машина с грохотом врезается в соседнюю статую.

Я на мгновение замираю. Я жив? Я жив. Я жив и я убил двух человек за один день, и что теперь обо мне будут думать?..

О.

Теперь мне осталось жить двадцать два дня.

Потрясающе. Отвратительно. Я уже не знаю, кто я такой.

— Яхенни! Что случилось? Ты цел? — зовет меня бархатцевый женский голос. Должно быть, они все спустились. Я поворачиваюсь и вижу, как три человека и эльфийка пораженно и обеспокоенно смотрят на меня, а женщина в фиолетовом платье каким-то образом изящно спускается по лестнице в туфлях на каблуках.

Искореженная машина дымится у постамента статуи. Тело убитого мною блюстителя беспомощно свешивается наружу. Мои руки начинают трястись, но краем сознания я отмечаю, что всех остальных вовсе не испугало то, что я только что сделал. Для них это пустяки. Они видели вещи и похуже.

Я хочу закричать.

Хочу заплакать.

Я хочу домой.

— Все хорошо. Я в порядке, — отвечаю я срывающимся голосом.

Мои спутники расслабляются и переключают внимание на другие вещи.

Чандра кивает, поворачивается и целенаправленно идет прочь.

Нисса переводит взгляд с нее на меня и подбегает, чтобы помочь мне подняться.

Она смотрит вслед удаляющейся от нас девушке:

— Честно говоря, не думаю, что Чандра знает, куда идти. Она просто взяла и пошла.

Я встаю и выпрямляюсь. Отряхиваю плащ.

— Гидеон, ты не мог бы позвать Чандру? — говорит Нисса своим обычным мягким голосом.

Он складывает руки рупором и орет:

— НЕ ТУДА, ЧАНДРА!

Рыжеволосая фигура, успевшая удалиться на порядочное расстояние, разворачивается и шагает обратно. Я смотрю, как Нисса на мгновение закрывает глаза и показывает в направлении, противоположном тому, куда ушла Чандра.

— Скажи Чандре, что дом Яхенни в той стороне, и пусть Джейс даст знать Аджани, Пие и госпоже Пашири, где нас искать, — распоряжается она. Гидеон кивает и идет рассказать остальным.

Я остаюсь с Ниссой.

Она обеспокоенно смотрит на меня.

— Ты не пострадал?

— Физически — нет.

Эмоционально? Кажется, я сломан так, что меня уже не починить. Нисса смотрит на меня с нежной симпатией... но за ее обеспокоенностью прячется уголек удивления. Я чувствую, как проявляются ее подсознательные мысли. Она не понимает этого сама, но она не ожидала, что я расстроюсь, кого-то убив?..

Она нахмуривает брови, и от нее исходит искренняя медная взволнованность.

— Скажи, как я могу помочь тебе?

Я хочу пожать плечами, но вместо этого стою безмолвно, опустив голову. Уголек, что чувствовал раньше, потух, его затушил поток сопереживания Ниссы. Исполненная сочувствия эльфийка придвигается ко мне.

— Больше не будет страданий, Яхенни.

Она закрывает глаза.

Я чувствую где-то вдали песню, в которой нет мелодии. Поток энергии осторожно поднимается откуда-то из-под земли — это делает Нисса? — и входит в мое тело где-то рядом с плечом. Я чувствую, как живительная сила моего города наполняет меня, утешая и придавая уверенности. Это не лечит меня, но помогает. Напоминает, что я — лишь часть единого целого.

— Я убил сегодня двух человек, Нисса. У меня не было выбора, они бы сами убили меня. Я... — мой голос срывается, — я больше не хочу вытягивать сущность. Когда я это делаю, я чувствую... все.

Мне хорошо от теплой энергии, текущей в плечо. Я подавляю всхлип.

— Должно быть, ты меня теперь презираешь, — говорю я, больше сам себе, чем ей. — Как ты можешь прятаться в доме убийцы?

— Просто ты мой друг, — мягко говорит она. Мы молчим, но ее настроение крутится вокруг этой фразы, словно птица, обнаружившая семечко. Испытывает ее. Касается, раздумывает, принимает решение.

Воздух между нами заполняется запахом флердоранжа. Я понимаю смысл и значение того, что хочет сказать Нисса.

...Она тоже делала ошибки.

Я смотрю на четверых человек, приближающихся к нам. Это хорошие люди. Наверное, у них тоже есть сожаления.

Поток энергии продолжает греть мне плечо. Доброта Ниссы позволяет мысли зародиться в моей голове, и я, наконец, со всей ясностью осознаю. Эти люди похожи на меня.

Мне придется снова убивать, и им тоже обязательно придется творить вред. Но эти люди, эти отступники... в итоге пользы они несут больше, чем вреда. Нам не избежать страданий, но я, как эти незнакомцы, обладаю невероятной силой — принести в мир больше добра, чем зла. И когда я примусь за дело, разве это не будет просто потрясающе?

Я думаю о своей будущей смерти.

Мне осталось жить двадцать два дня.

За двадцать два дня можно многое успеть! Впереди удивительно долгая жизнь!

Нисса рядом — облаком цветов апельсина.

— Спасибо, Нисса.

— Пожалуйста, Яхенни.

Я поворачиваюсь к остальным и машу им, а наш чудесный ручей энергии утихает, прячась в земле.

— Мой дом — в этой стороне.

Сюжет выпуска «Эфирный Бунт»
Сюжет выпуска «Каладеш»
Описание planeswalker-а: Чандра Налаар
Описание planeswalker-а: Нисса Ревейн
Описание planeswalker-а: Лилиана Весс
Описание planeswalker-а: Джейс Белерен
Описание planeswalker-а: Гидеон Джура
Описание мира: Каладеш